Исследовательская работа Вячеслав Богданов – самобытный тамбовский поэт. Журнальный зал Она сама всему верховный суд

Крохалева, Т. Н. Богданов Вячеслав Алексеевич / Т. Н. Крохалева // Литература России. Южный Урал: хрестоматия. 5-9 класс / сост.: Н. А. Капитонова, Т. Н. Крохалева; Т. В. Соловьева. — Челябинск: Взгляд, 2002. — С.211-216.

Видел я и военное небо,
И прогнившую рожь от дождей.
Будет день ли страшнее бесхлебья,
Безотцовского детства страшней?!

П исал Вячеслав Богданов в стихотворении "Черный день".

Родился поэт в деревне Васильевка Мордовского района Тамбовской области перед войной, 24 сентября 1937 года. Но войну запомнил навсегда, потому что отец его погиб в 1942-м и мать осталась одна с тремя детьми. Вячеслав был младшим. В стихотворении "Стог" он говорит:

Тяжелый год. Нетопленая печь.
Глухая ночь,
А в доме — ни полена.

Он рассказывает о мальчишке, которому приходилось, чтобы выжить, воровать колхозное сено. Когда его однажды спросили, о себе ли он это поведал, Вячеслав Богданов ответил: "И о себе тоже. А точнее — о голодном детстве моего поколения в первые послевоенные годы, о судьбе моих сверстников". Но какой глубокий философский смысл заложен в последней строчке стихотворения:

Колхозный стог виднелся вдалеке,
Раздерганный кругом,
Как наше детство.
Я это все запомнил и сберег,
И сердце оттого не каменеет,
И душу мне,
Как тот колхозный стог,
Никто во век раздергать не сумеет!..

В 1945 году Вячеслав Богданов поступил в Васильевскую начальную школу, закончил ее, но дальнейшая учеба оборвалась: семилетняя школа находилась далеко, на расстоянии 15 километров, а не было ни одежды, ни обуви.

Летом он работал в колхозе: сгребал сено, возил воду.

О дальнейшем своем пути поэт рассказывает в стихотворении "Начало биографии":

Поклонясь деревенской избе,
Где нужды пережито немало,
Я ушел из тамбовских степей
Под железное пламя Урала.
Был мне страшен огромный завод,
Где клокочет искристая лава...
Ну а мастер
Из ФЗО
Говорил:
— Зря пугаешься,
Слава.
Не уралец и я —
Сибиряк,
Сын потомственного хлебороба,
А с заводом сдружился, Да так,
Что уже не расстанусь До гроба.

На Урал, в Челябинск, в 1955 году юным пареньком приехал Вячеслав Богданов и поступил в школу ФЗО; после ее окончания работал слесарем в огнеупорном цехе на Челябинском металлургическом заводе и одновременно учился в школе рабочей молодежи.

К Уралу прикипел навсегда, вернулся сюда и после службы в армии.

О том, как начиналось его творчество, поэт рассказывает в автобиографии:

"Я не помню своего первого увлечения стихами. Помню одно: у нашего дома по вечерам на лугу собиралась молодежь с балалайками и гармошками. Звонкоголосые девчата танцевали и плясали "матаню". Переливались всевозможные песни и частушки. Одну я запомнил на всю жизнь:

Эх, война, война, война,
Ты меня обидела.
Ты заставила любить,
Кого я ненавидела.

Я старался сочинить свои частушки, и это мне удавалось.

Позже я написал много стихов. Некоторые вошли в сборник "Звон колосьев".

С 1955 года я занимаюсь в литературном объединении при Дворце культуры металлургического завода, где мне помогли разобраться в ошибках и удачах".

Начав печататься в 1956 году в областной газете "Комсомолец", В. Богданов довольно быстро стал известным. В 1964 году вышел его первый сборник стихов "Звон колосьев". Любителей поэзии он заинтересовал, хотя очень сильно чувствовалось влияние Сергея Есенина, Василия Федорова, Бориса Ручьева. В дальнейшем это наивное следование учителям Вячеслав Богданов преодолевает и начинает самостоятельные творческие поиски. В Челябинске выходят его сборники "Голубой костер" (1968), "Перезвон" (1972).

Он становится членом Союза писателей и руководителем крупнейшего на Урале литературного объединения "Металлург" в годы его расцвета. Творчество Вячеслава Богданова признали многие мастера поэзии — Василий Федоров и Людмила Татьяничева, Виктор Боков и Сергей Наровчатов, Александр Межиров и Егор Исаев. Сборники стихов издавались в Москве: "Светунец", "Возраст: стихи и поэма".

Людмила Татьяничева отмечала, что его талант самобытен: особенностью его поэзии является "органическое, идущее из глубины души стремление связать воедино город и деревню, человека и природу, не противопоставляя их друг другу".

Будучи известным, он оставался внешне очень простым. Близкие ему люди говорят, что он более походил на сельского тракториста, чем на поэта: невысокий, плотный, с крупным лицом, с простецки-размашистыми жестами. Просто, внятно, без эстетского подвывания он читал свои стихи, в которых тоже все было ясно, все шло из глубины души:

Я работаю в цехе — Россия,
В синем цехе огня и добра.
Пусть дороги круты,
Словно годы,
Глубине поучусь у сохи.
Мне,
Рабочему парню с завода,
Так нужны до зарезу стихи.

Поэт был певцом рабочего народа, и в этом видится его значительная заслуга перед уральской поэзией. Очень метко сказал он о сути своего творчества:

Коль доведется умирать,
То у меня — учтите! —
Завод — отец,
Деревня — мать,
И черный труд — учитель!

Стихи Богданова не устарели со временем. Наоборот, сегодня они кажутся еще более современными, потому что приходят на помощь в трудные минуты жизни, потому что в них сочетаются высокая гражданственность и тонкий, мудрый лиризм. А еще всегда будет привлекать в его поэзии доброта.

Для него было очень важно то, что он хотел сказать людям:

Перед правдой — дело не уроним!
Добывая слово,
Словно честь...
Чтоб его,
Как яблоко в ладони,
В час усталый людям преподнесть...

В предисловии к сборнику Богданова "Самое дорогое" известный поэт Валентин Сорокин написал: "Если бы дала судьба Вячеславу Богданову пожить еще десять — пятнадцать лет, он стал бы, несомненно, очень крупным поэтом!".

Но, к сожалению, судьба отвела ему только 37 лет жизни. В 1975 году Вячеслава Богданова не стало. Похоронен поэт в Челябинске.

Вячеслав Богданов в своих стихах предстаёт перед нами человеком собранным, цельным и духовно содержательным, а как поэт — с безусловной одарённостью и редкой нравственностью, что и решает, в общем-то, судьбу художника: талант и воля к честности, к справедливости, к совестливости, к труду, положенному на порог отчей избы, земли русской.

Богданов был очень русским человеком и беспощадным поэтом русским был. Его не сомневаясь надо ставить в тот золотой круг русских авторов, рано и трагически распрощавшихся с жизнью, в круг Дмитрия Блынского и Николая Анциферова, Анатолия Передреева и Николая Рубцова.

Сельский паренёк с Тамбовщины, он явился в 1953 году на Челябинский металлургический завод, где сформировались его взгляды на призвание. Вячеслав стал знаменитым поэтом на Урале, а погиб в Москве в 1975 году.

Рыжий берег травою окутан,

Здесь ничьи не остались следы.

Я не знаю, он взялся откуда,

Этот камень у чёрной воды.

Мы не можем и не сможем никогда указать пальцем, через какой чёрный камень «запнулась» и не перешагнула краткая стезя поэта, камней чёрных на пути не только русского поэта, но и русского народа — много, потому поблагодарим Вячеслава Богданова за сотворённое: оно прекрасно, искренне, оно — живое существо, то цветком расцветёт в душе у нас, то слезою матери русской очи нам освежит…

Вячеслав Богданов, друг мой первый, если бы он чуток пожил бы, пожил бы ещё чуток — ведь лишь приготовился, лишь в полный рост поэта распрямился!..

Но он возвращается к нам светлый, русский, добрый и неповторимый, как его отчий край, как его Россия, родина наша, зовущая и лебединая.

Вячеслав Богданов — настоящий поэт. А настоящий поэт — гневный, но добрый, внезапный, но мудрый, трудный, но прекрасный!

Господи, ну обереги его слово на путях грозных! Сбереги и дай простора ему.

Валентин СОРОКИН

В синем цехе

Только утро разбрезжится синью,

Торопливо уйду со двора.

Я работаю в цехе Россия,

В синем цехе красы и добра.

Пусть дороги круты, словно годы.

Глубине поучусь у сохи.

Мне, рабочему парню завода,

Так нужны, до зарезу, стихи.

Петь так петь! Чтобы слабый с постели

Встал и небо подпёр головой,

Чтобы люди от песни добрели,

Заполнялись глаза синевой.

Но пока только вёрсты да вёрсты,

Да горит мой дорожный костёр,

Да летят полуночные звёзды

В голубые ладони озёр.

И дрожит молодая осина,

Что погреться пришла у костра...

Я работаю в цехе Россия,

В синем цехе красы и добра.

Родимый дом

Н.Тряпкину

К дверям забитым я зимой приеду,

Замочный ключ до боли сжав в горсти.

И улыбнусь хорошему соседу,

И попрошу мне клещи принести.

Я в дом родной вернусь не блудным гостем!

И, как любовь,

Я ключ к нему сберёг.

И под рукой

Застонут длинно гвозди

И упадут, как слёзы, на порог…

И тишина мне бросится на плечи,

А голуби забьются под стреху.

Трубу открою в стылой русской печке

И, словно память, пламя разожгу!

Где Бог сидел — снежок набила вьюга.

И, осмотрев на карточках родство, —

Я вместо Бога

Сяду в правый угол,

Огонь в печи приняв за божество!

Дыши высоким пламенем, солома!

Пускай деревня видит наяву,

Как мой поклон —

Дымок над отчим домом —

Всему, чем я страдаю и живу!

Раздумье

Н.Рубцову

Эту жизнь я люблю,

Как вначале.

Ты веди меня, сердце,

Веди.

Тридцать лет у меня за плечами,

Сколько будет ещё впереди?

По дорогам ни дальним,

Ни близким

Не терял я впустую

Ни дня.

Видно, как беспокойною искрой

Наградила Россия меня.

Только трудно одно перенесть мне,

Хоть в родные края не вернусь,

Я запел бы о городе песню,

Да деревню обидеть боюсь.

Ты, деревня, прости,

Дорогая,

Город стал мне хорошим отцом.

Я меж вами стою

И не знаю —

Ну к кому повернуться лицом?!

Чтобы жить мне, не ведая горя,

Чтобы сердце не рвать пополам,

Я хотел бы уральский мой город

Передвинуть к тамбовским полям.

По крови хлеборобов наследник,

По труду своему — металлург…

Только знаю, что в час свой последний

Мне в деревню захочется, друг.

Памяти поэта

И пускай я на рыхлую выбель

Упаду и зароюсь в снегу…

Всё же песнь отмщенья за гибель

Пропоют мне на том берегу.

С.А. ЕСЕНИН

Улеглась в гостинице гульба,

Жёлтый мрак качался в коридоре.

Как смогла ты,

Подлая труба,

Удержать такое наше горе?!

Не вино сдавило вдруг виски,

Не метель,

Что выла, словно сука, —

Это пальцы подлостей людских

Прямо к горлу подступили туго.

Спал подлец,

Напившись в кабаке,

Над поэтом зло набалагурясь…

Смертный миг…

Лёд треснул на Оке…

Только мать на всей Руси проснулась…

Что же ей почудилось тогда?

Может быть,

Взаправду увидала,

Как с небес

Горючая звезда

На крыльцо морозное упала.

И зажгла зарю в селе звезда.

Мать у русской печки суетилась.

По снегам глубоким,

Как беда,

Весть на санках к дому подкатилась.

Рухнул месяц с голубых высот.

И берёзы

В дымной круговерти,

Словно петлю,

Рвали горизонт

Во Владимире

С.Никитину

Здесь Русь моя на все четыре стороны

В зелёной вьюге

Вешнего огня.

Зубчатыми лобастыми соборами

Устало смотрит древность на меня.

Пусть опустели башни колокольные,

И ржавь легла от вековых ветров.

Но слышу я: идут на битву воины

Под перезвон седых колоколов.

Лежат равнины,

Росами омытые,

И Русь моя огнём озарена.

Дрожит земля под конскими копытами,

И на крестах распята тишина.

Я слышу гром

И стон за перелесками,

А у Кремля

Рыдающий народ.

О, дайте мне

Доспехи князя Невского

И верный ключ

От Золотых ворот…

Стог

— А кой тебе годик?

— Шестой миновал.

Н.А. НЕКРАСОВ

Тяжёлый год. Нетопленная печь.

Глухая ночь,

А в доме — ни полена.

Над стогом месяц высится,

Как меч.

Крадусь в степи,

Как будто бы из плена.

Огонь в избе объездчика потух…

И не страшны мне ни погост,

Ни волки…

Лишь скрип салазок напрягает слух,

Торчит стерня,

Острее, чем иголки…

Я стогу в бок вогнал железный крюк,

Обучен рано ремеслу такому…

Но только стог упрям,

Как жадный друг,

Мне по клочочку выдавал солому.

И дёргал я солому сколько мог,

Искал места, где легче подступиться.

Вгонял я крюк.

И, оседая, стог

Стонал в ночи,

Как раненая птица.

И я, мальчишка десяти годов,

По-взрослому,

Совсем не без опаски,

Между чужих запутанных следов

Тянул домой с соломою салазки.

Такая даль искрилась впереди!

Такие звёзды крупные сияли!

Хотелось всю деревню разбудить,

Но брёл тайком,

Чтоб люди не видали…

Я отдохнуть присел на бугорке, —

Спасителем от всех морозных бедствий

Колхозный стог виднелся вдалеке,

Раздёрганный кругом,

Как наше детство.

Я это всё запомнил и сберёг.

И сердце оттого не каменеет…

И душу мне,

Как тот колхозный стог,

Никто вовек раздёргать не сумеет!..

Я живу

Я живу на озёрном Урале,

Ты живёшь на великой реке.

От моей полуночной печали

Почернело кольцо на руке.

Упаду, как ослепшая птица,

Путеводной не видя звезды.

Из какого резного копытца —

Выпить мудрость волшебной воды?

Доживу без любви и без ласки

И тебя никогда не дождусь.

Всё равно, как царевич из сказки,

Я однажды тебе пригожусь.

Ты очнёшься, но будет уж поздно,

Слишком жизнь у людей коротка.

Укачает упавшие звёзды

Голубая речная тоска.

Вера

Сын земли российской по закону,

Приучённый с юности к труду,

Я, военным детством закалённый,

По деревне с песнею иду.

Тем, кому по сердцу мое пенье,

Тот со мною рядом становись!

Пусть слова бросают,

Как каменья,

Нытики, не верящие в жизнь.

Я вовеки песню ту не брошу.

И пойду, уверенный, в дела,

Как идёт разгневанная лошадь,

Закусив стальные удила.

Скорость

Мчит земля, словно конь, ошалело,

Натянули поводья века.

И от скорости — пеною белой —

Отлетают с боков облака.

Как угнаться за скоростью света

По незримым доныне следам?

Мы устали от вешнего цвета

И тоскуем по зрелым плодам…

Зреют звёзды, как яблоки, споро.

Протянули к ним руки века…

Ты, Вселенная, — сад за забором,

Мы — соседские дети пока!..

Брат. Поэт. Друг…

Как-то в душевной беседе я спросил Славу (так мы, родственники, звали поэта Вячеслава Богданова):

«Кого из нас ты больше всех любишь?». А нас было много…

Если честно, ожидал, что он скажет, — меня. Но нет, назвал двоюродного брата Алексея. Вначале мне стало как-то грустновато, ведь я же знал, что таких доверительных отношений, такого взаимопонимания с другими братьями и сестрами у него не было. Он знал, что больше, чем я, никто из родственников так не любил поэзию, не дорожил ею! Он чувствовал, как я тянусь к его слову. Знал, что мне будет больно от такого ответа. Но сказал правду. Я, конечно, спросил, почему. Он ответил, что они с Лешкой одногодки и детство прошли босиком, прожили самые тяжёлые годы. Потом вместе жили и работали на Урале. После такого честного ответа мне стало легче: Слава не покривил душой передо мной…

У нас разница в возрасте была девять лет, в те годы она была заметной. Но, несмотря на это, мы со Славой тянулись друг к другу. Постоянно переписывались, часто встречались. Я хорошо помню, как учился в Звенигородском техникуме, мне было 15 лет, а Слава жил в Челябинске, вот с тех пор я начал с ним переписку, следил за каждым его стихом, увлёкся поэзией. Он мне привил чувство любви к поэзии, а если точнее, расширил и углубил, так как чувство поэзии даётся матерью.

Всё, что им написано, подарено мне с прекрасными надписями. Вот последний прижизненный сборник, вышедший за месяц до гибели, «Избранное». Пишет, как прощается, как завет оставляет: «Живи, Виктор, открыто, честно, как и живёшь, на прекрасной русской земле».

Со Славой общаться было очень интересно, он был прост, не был заносчивым, не кичился, что поэт. Всегда при встречах читал много стихов, чаще своих. Его и просить не надо было, сам как должное это делал и получал удовольствие. А сколько у него было юмора, каламбуры сыпались один за другим. По каждому поводу — шутка! Он был не вредный, добрый, не ехидный, не злопамятный. Да, по-моему, он и обижаться по-настоящему не мог. Всегда у него присутствовала улыбка, шутка. Добрая у него была душа. А иначе и стихи такими душещемящими не стали бы.

Корни у нас поэтические, родственники некоторые слагали стихи, частушки, кто-то печатался, но у большинства пела душа. Да, богата тамбовская земля талантами, благодатная почва для этого здесь. Вот и на последних днях литературы в Шульгинской средней школе сколько мы услышали стихов интересных, написанных школьниками, какие умные глаза, как они тянутся к поэзии, к искусству. Это же мы увидели и услышали в Мордовском районном доме культуры. А как школьники читают стихи Богданова, какие песни поют на его стихи! Радостно становится, что прорастает его творчество, воспринимается новым поколением. Значит, доброе звено заложено в нём, коль всходы хороши.

Творчество Вячеслава Богданова многогранно, в нём постоянно находишь что-то для себя, открываешь новые светящиеся грани таланта. Вот я вроде бы хорошо знаю его стихи, но недавно, получив подборку в журнале «Подъём», открыл для себя новое отражение: о судьбе человека, о счастье и несчастье, о памяти, о свете жизни и любви. Вроде бы небольшая подборка, но она, умело составленная, освещает названные стороны творчества. А в сентябрьском выпуске журнала «Наш современник» со вступительным словом о друге Валентина Сорокина, творчество Богданова отсвечивается другими гранями: любовь к родине, любовь к женщине.

Всего Слава написал более двухсот стихотворений и четыре поэмы, пятую только начал, о сталеварах. Конечно, немного. Но так распорядилась судьба, Валентин Сорокин рассказывал мне, что поэт состоится тогда, когда в его творчестве есть любовь к Родине, любовь к человеку, к другу, к работе, к памяти, любовь к природе, к матери, к таинствам Вселенной. Важно, чтобы у поэта была своя стержневая тема. Конечно, прав Валентин Васильевич. Мне думается, в творчестве Богданова все эти составляющие есть и, что характерно, они как-то перекликаются, одна с другой. Поэт старается соединить их воедино: человека и природу, город и деревню, сегодняшний день с прошлым и будущим, нашу Землю со Вселенной…

Я как-то проанализировал, о чём же больше писал Вячеслав, хотя и понимаю, что к оценке творчества так арифметически подходить нельзя, потому что в одном стихотворении присутствует и природа, и человек, и судьба его, и город, и деревня. Но всё же я разделил явные темы, и что получилось?

Наибольшее количество стихов написано о человеке, о его судьбе, о друзьях, о поэтах. Такие стихи, как «Юность», «Человек», «Одногодкам», «Молодожёнам», «Студентка», «Здравствуй, жизнь», «Молодой поэт», «Звёздность», «Василию Фёдорову», «Борису Ручьёву», стихи, посвящённые другу Валентину Сорокину, стихи-посвящения Сергею Есенину и много других сильных произведений говорят о глубоком переосмыслении времени, об ответственности перед дружбой, о поиске главного в жизни, в понимании земного и небесного.

Большой раздел в творчестве поэта занимает тема малой родины, Тамбовского края, — стихи о родимом доме, о детстве, о матери: «Дом», «Родимый дом», «Отчий дом», «О матери», «Степь», «Родная степь», «Я пришёл в эту степь», «Моя деревня», «Васильевка», «Васильевские вечера», «Тамбовские земли» и много других.

Не каждому поэту дано воспевать одновременно и деревню, и город. У Славы это получалось. Большое место в творчестве Богданова занимает природа, её тайны и красота, особенно в стихотворениях «Земля», «Полдень», «Соловей», «Конь», «Лес», «Яблоня», «На реке», «У моря», «Резвятся дали», «В июле».

Всё творчество поэта пронизано любовью к Родине, к России, к русскому человеку. Все, кто знал Богданова, помнят, как он гордился своей Отчизной, как воспевал её в стихах: «Русь», «Стихи о Родине», «Во Владимире», «На Бородинском поле», «Я родился в России», «Голубой костёр»… Я помню, у него на груди всегда был значок «Русь», так и похоронили мы его с ним, а на могиле поставили тонкий большой стакан с водкой, на котором был изображён храм и написано слово «Русь». Русь — для него было слово святое и самое дорогое:

«Я родился в России, Россиянин я сам».

«Здесь Русь моя на все четыре стороны...».

«Я запахи твои, Россия, от всех на свете отличу».

«Ну, скажите, люди, разве можно надвое Россию поделить?».

«Здравствуй, край красоты и железа, молчаливая гордость Руси!».

«Я работаю в цехе Россия».

«Она всегда неповторима, Русь».

Эти слова были сказаны с болью в сердце и с большим чувством ответственности и сыновнего долга.

Тема любви к женщине занимает немного места в творчестве Вячеслава Богданова. Видимо, так сложилось. Первая краткая трагическая, но красивая любовь, а затем поздняя, тоже непродолжительная. Но какие чистые стихи:

Я живу на озёрном Урале,

Ты живёшь на великой реке,

От моей полуночной печали

Почернело кольцо на руке.

Или:

Звезда, звезда,

Что смотришь так печально?

Оставь нам тайны добрые свои!

Ко мне любовь дорогой изначальной

Опять пришла сквозь сумраки мои.

Тема любви у поэта дополнена яркой любовью к друзьям, к труду. Тема работы, в большом понимании этого слова, тема рабочего человека, в неразрывной связи с заводом, с Уралом, занимает очень важное место в творчестве Богданова. Он был очень совестливым и честным, чтобы не воспеть завод, рабочего, друзей по бригаде, родной Урал, который дал ему хлеб, кров, друзей, а самое главное — поэтические крылья. Неблагодарным поэт никогда не был. Он понимал, кто его родил, кто научил ходить и кто воспитал, кто дал путёвку в большую жизнь. Главная черта его характера — совестливость.

Коль доведётся умирать,

То у меня, учтите,

Завод — отец,

Деревня — мать,

И чёрный труд — учитель!

В своей главной поэме «Звено» Богданов глубоко и поэтично раскрывает стержневую тему города и деревни, рабочего и крестьянина, завершая произведение такими словами:

Сельчан беру я за руки,

Беру,

И мы спешим товарищам навстречу,

Над головою голубеет высь,

И кажутся все дали голубыми…

А мы спешим, А мы уже сошлись.

И я —

Звено единства между ними!

Хотя от Славы часто можно было услышать, что «я великий русский поэт», но он прекрасно понимал, кто есть кто и на какой поэтической вершине находится. Главное — он не останавливался, всегда смотрел вперёд, знал свой потенциал, свои возможности. Он знал, что основное им ещё не сказано.

Как-то в беседе в Москве в конце 1960-х годов я сказал ему, перед этим прочитав только что вышедшую книгу Николая Рубцова «Сосен шум»: «Слав, а Рубцов сильнее тебя!». Сразу же вопрос: «Почему?». Поскольку я не профессионал, то ответил, что не могу грамотно объяснить, но чувствую. Слава нахмурился и сказал: «Виктор, ты никогда больше мне об этом не говори. Если я с тобой соглашусь, то мне надо бросить ручку и прекратить писать». Больше на эту тему мы никогда не говорили.

Сейчас, когда прожита большая часть жизни, когда я научился кое-чему и познал кое-что, могу сказать, что Николай Рубцов, действительно, большой поэт, но и Вячеслав Богданов далеко не отстал от него, а по отдельным темам и стихам надо ещё подумать, кому отдать пальму первенства. Слава это чувствовал и настойчиво шёл к своей вершине. Его стихи нежные, добрые, патриотические, доступные, земные, высоконравственные.

И я думаю, неслучайно его творчество проросло к нам в XXI век. Его родниковый голос востребован нами. Как сказал выдающийся писатель Пётр Проскурин: «Он пытался понять, что такое Россия, что такое русский человек. И самое главное — что делать дальше. Он был из сердца народа. Он болел его болью».

Виктор СОШИН

Вячеслав Богданов

Вячеслав Богданов - один из талантливых уральских поэтов, погибший на взлете своего творчества. Малая Родина - Тамбовщина - напоила его красотой и душевностью, а вторая малая Родина - Урал - дала поэтические крылья. При жизни поэта было издано семь поэтических сборников.

“Вячеслав Богданов принадлежал к тому поколению крестьянских детей, которые с неимоверными усилиями, преодолевая нужду, лишения, безотцовщину, - пишет о нем Станислав Куняев, - не имея опоры на знатных родителей, на семейные традиции, вышли из простонародья и стали в 60-е годы настоящими творцами великой культуры: Н. Рубцов, А. Вампилов, В. Шукшин, В. Белов, В. Распутин, В. Сорокин, А. Передреев, композитор В. Гаврилин - это далеко не полный ряд славных имен, в числе которых имя Вячеслава Богданова занимает достойное место”

В последние годы поэт вновь возвратился своему читателю, его чудесная песнь услышана и принята русским человеком, к его стихам потянулась душа, в последние годы вышли новые издания его стихов. “Двадцать лет молчали, - замечает Петр Проскурин, - и вдруг пророс. Почему? А потому, что он был из сердца народа. Он болел его болью, прочитайте его стихи. Это ведь все боль за Россию, ее будущее”.

Проходят ежегодные Богдановские чтения на Тамбовщине, где открыт музей поэта, названа его именем районная библиотека, ежегодно вручается литературная премия “Светунец”, утверждены две стипендии одаренным школьникам, установлен памятник поэту работы народного художника Н.А. Селиванова. В Челябинске возобновил работу областной поэтический клуб “Светунец” имени Вяч. Богданова, его стихи включены в школьную хрестоматию, в Уральскую антологию и энциклопедию.

Светунец

Ходят ветры вечерние кротко.

Гнутся травы от росных колец..

Новый месяц обрамился четко,

Наполняйся огнем, светунец!

Восходя из росистой низины,

Из простора лугов и полей,

Зачерпни свет серебряно-синий

И обратно на землю пролей!

И замечутся тени в тревоге,

Ослепленные острым огнем,

И никто не собьется с дороги

В неподкупном свеченье твоем.

Каждый день идут дожди сурово.

Заслезились думы и глаза.

Залегло несказанное слово,

Где с землей сомкнулись небеса.

Слово - дальняя жар-птица!..

На каком искать его пути?

И с небес к нему не опуститься,

По земле к нему не подойти...

Погляжу во все концы без страха

И спрошу,

Как самый давний друг:

Подскажи,

Ты слышишь, славный пахарь,

Подскажи, известный металлург?!

Перед правдой - дело не уроним!

Добывая слово,

Словно честь...

Чтоб его,

Как яблоко в ладони,

В час усталый людям преподнесть.

В. Сорокину

За какими делами захватит

Час последний в дороге меня?

Я б хотел умереть на закате

На руках догоревшего дня.

Я с рожденья не верю в беспечность.

И за это под шум деревень

Впереди будет - тихая вечность,

Позади - голубеющий день...

Вам на память оставлю заботы,

Я не шел от забот стороной.

И покой на земле заработал -

День последний остался за мной!

И за мной - отшумевшие травы

А во мне эту вечную славу

Приютили душа и глаза.

Приютили, взрастили, согрели

Всем, чем мы и горды и сильны...

И вплели в полуночные трели

Соловьиной сквозной тишины.

По дорогам нетореным,

Из-под рук моих песня и труд

Далеко уходили,

Как сказки,

И, как сказки, со мною уйдут!..

Родимый дом

Н. Тряпкину

К дверям забитым я зимой приеду,

Замочный ключ до боли сжав в горсти.

И улыбнусь хорошему соседу,

И попрошу мне клещи принести.

Я в дом родной вернусь не блудным гостем!

И, как любовь,

Я ключ к нему сберег.

И под рукой

Застонут длинно гвозди

И упадут, как слезы, на порог...

И тишина мне бросится на плечи,

А голуби забьются под стреху.

Трубу открою в стылой русской печке

И, словно память, пламя разожгу!

Где Бог сидел - снежок набила вьюга.

И, осмотрев на карточках родство, -

Я вместо Бога

Сяду в правый угол,

Огонь в печи приняв за божество!

Дыши высоким пламенем, солома!

Пускай деревня видит наяву,

Как мой поклон -

Дымок над отчим домом -

Всему, чем я страдаю и живу!

Я пришел в эту степь...

Распоясала степь заревую дорогу,

Молодая трава наклонилась немного.

Наклонилась трава,

Словно все еще дремлет,

И корнями взялась за надежную землю.

Широко степь уходит куда-то,

Где бредут облака,

Точно овцы, кудлаты.

Я пришел в эту степь - широте поучиться,

Я пришел в эту степь - росной далью лечиться.

Я лечиться пришел от промашки вчерашней,

Почернела душа,

Как весенняя пашня...

А промашка моя - я врага не осилил,

Неудача моя - неудача России!..

А победа моя - ее кровное дело.

Кровь раба еще в дедовском сердце сгорела...

О, родимая степь, травяное наследство,

И удачи моей неизменное средство!

После встречи с тобой - за победой победа.

Враг мой век не имел степь такую, как эта!

Сейчас, в первой четверти XXI века брать в руки книги, изданные в семидесятых-восьмидесятых годах прошлого века – одно удовольствие; как ни странно, от этих книг веет не только почти забытой добротностью, качеством, но и… высокой нравственностью, отчасти – идеализмом, словом, – проверенностью временем, несмотря на то, что в стране в ту пору царила грешащая сухим педантизмом, морализацией и зашоренностью коммунистическая идеология и т. д., тем не менее это так. Причём, это не зависит от иногда скромного внешнего вида книг, видимо, дело в том, что существовавшая тогда цензура (при всех её перегибах и недоразумениях) строго стояла на защите художественного вкуса, нравственных ценностей и действительно талантливой литературы.

Вот перед нами два поэтических сборника Вячеслава Богданова: «Светунец» (1974) и «Избранная лирика» (1975). О самом Вячеславе Алексеевиче Богданове мы ничего не знали до тех пор, пока о нём нам не рассказал поэт Алексей Селичкин, заинтересовав его творчеством и судьбой, оборванной в самом расцвете лет – загадочно, непонятно и странно в 1975 году.

Литературный мир, как известно, полнится слухами, и как правило, они не беспочвенны. Эти слухи в данном случае говорят о том, что уход из жизни Вячеслава Богданова был связан со злым умыслом. Мы не знаем этого и, наверное, никогда не узнаем всех подробностей, хотя, возможно, это и не так, и чтобы не быть голословными, напомним факты его биографии.

Вячеслав Богданов был тамбовско-уральским автором, которого считали талантливым и подающим большие надежды поэтом. Сложные перипетии, непростые обстоятельства его жизни сложились таким образом, что стихотворчество стало его судьбой.

Будучи по рождению сельским жителем, большую часть своей жизни он прожил в городе, променяв крестьянский труд на труд рабочего человека – металлурга, сталевара. Но не это определило главный вектор его судьбы, его истинным призванием стала поэзия.

Он приехал в Москву, окончил Высшие литературные курсы и здесь, на столичном литературном фоне, не остался незамеченным. По-русски простодушный, открытый, влюблённый в жизнь, талантливый, возможно, у одних он вызывал неприятие, зато другие его ценили именно за эти качества. Однако произошла какая-то странная и нелепая история: поэт неожиданно погиб, по рассказам современников, он был кем-то угощен отравленным вином, после чего скоропостижно скончался. Эта ситуация сегодня видится противоестественной, привнесённой из дикого европейского Средневековья, но тем не менее, факт остаётся фактом, поэт погиб.

С Вячеславом Богдановым в то время был дружен поэт Геннадий Суздалев. У него есть стихотворение «Памяти Вячеслава Богданова», где он пишет: «Ты говорил: / – Да будем хороши! / И пил до дна / За доброе начало. / А где-то, / В глубине твоей души, / Трагедия российская / Кричала» .

По прошествии стольких лет понять и объяснить, что случилось в тот трагический день, трудно, если вообще возможно. А главное – почему это случилось? И если кто-то действительно поднёс Вячеславу Богданову зловеще-судьбоносный стакан, то это говорит лишь о том, что литературный мир по-прежнему суров. Видимо, род дантесов неистребим, они живы и неутомимо выискивают себе всё новые и новые жертвы. Может быть, совсем не случайно в одном из стихотворений Вячеслав Богданов однажды заметил: «Не страшен, Русь, тебе Наполеон, / Страшней они – заезжие Дантесы!..» . И дело даже не в масштабе таланта того, на кого нацелено их ядовитое жало – дело в разрушительной миссии этих чужаков, нацеленных на уничтожение всего живого, творческого, яркого, самобытного и патриотического в России.

Как бы то ни было, земная судьба поэта завершилась, и распоряжении соотечественников осталось его творческое наследие.

Возможно, данное исследование об уральских поэтах-почвенниках XX – начала XXI вв. после Бориса Ручьёва, Людмилы Татьяничевой, Михаила Львова и других советских корифеев стиха следовало бы начать именно с рассмотрения творчества Вячеслава Богданова, но так случилось, что наше знакомство с ними началось со стихов Геннадия Суздалева, Алексея Селичкина, Валентина Чистякова и только потом – со стихами Вячеслава Богданова. Однако в нашем отношении к поэтам, о которых пойдёт речь, нет ни предвзятости, ни желания кого-то выпятить, а кого-то задвинуть в тень.

Кроме того, произошло ещё одно важное для понимания творчества уральских поэтов событие. После того, как была написана глава «Медоносная судьба поэта», мы познакомились с двоюродным братом В. А. Богданова – Виктором Михайловичем Сошиным, человеком удивительным, целеустремлённым, талантливым и очень заинтересованным в популяризации творчества своего брата. Он многое для этого уже сделал и делает – выступает, организует вечера памяти, пишет и выпускает книги. Он поэт, член Союза писателей России, человек творческий и неординарный.

Летом 2015 года мы сидели с ним в Центральном доме литераторов, разговаривали – о жизни, творчестве, Вячеславе Богданове, других поэтах, литературной ситуации, и было такое ощущение, что мы давным-давно знакомы. Нас единило духовное родство, похожее отношение к русской литературе и, вероятно, одна духовная плоскость. Он подарил книгу Вячеслава Богданова «Здесь Русь моя…», изданную в 2012 году, что дало толчок новым размышлениям о творческой судьбе поэта.

О принципе отстранённости

Принцип, которому мы следуем, анализируя стихи любого поэта – это принцип отстранённости от личности самого поэта , это очень важный момент. Мы берём в руки книгу и читаем – стихотворение за стихотворением, строфу за строфой, и перед глазами возникает некое живое полотно, целый мир – из разноцветных картин и присущих только ему звуков; так складывается мозаика жизни и судьбы их автора. Это очень помогает при анализе творчества, ведь исследователь остаётся человеком незаинтересованным , не принадлежащим к какому-то литературному или окололитературному клану. Он не сторонник и не противник поэта и потому – объективен, ориентируясь не на личные пристрастия, симпатии или антипатии, идеологические установки или политическую ангажированность, а на истину и степень одарённости.

Он не зависит от этих условностей и своеобразных цепей, он – свободен, и в своём взгляде на творчество учитывает исключительно меру таланта, художественную выразительность и системность мышления анализируемого автора.

Перед глазами – только стихи, это главное. Стихи – сложный и многогранный мир , где могут ожидать самые различные и неожиданные открытия. Это индивидуальный личностный мир , знакомство с которым всегда волнительно, ведь это взгляд в душу, в тот тайный, запредельный внутренний мир, где происходят события поистине космического масштаба, ведь перед нами – микрокосм со своими законами, нормами, правилами, индивидуальными образами, лексикой, изобразительно-выразительными приёмами, словом, единой и целостной художественными системой.

Не навреди, а вернее, постарайся понять – главная заповедь, которой следует руководствоваться, прикасаясь к этому миру, и потому принцип отстранённости от личности поэта здесь необходим. В этом случае мы всегда вспоминаем слова из «Махабхараты» – быть как Бог над битвой.

«Приеду в село непременно…»

Тема родного дома и деревенского детства

Сегодня мы начинаем знакомство со стихами Вячеслава Богданова, и уже первое стихотворение («Возы») сборника с удивительно красивым названием «Светунец» обозначает одну из главных тем его поэзии – деревенское детство , вполне отвечающую характеру почвеннической лирики. То, что В. А. Богданов – поэт почвенного направления, ясно буквально с первых строк. И уже эти первые строки словно обжигают – и мастерством, и болью, и какой-то щемящей тоской, появившейся невесть от чего. Вот стихотворение «Родимый дом», в котором описана традиционная, даже рядовая, казалось бы, ситуация – герой приезжает в деревню, в родной дом, в котором давно никто не живёт. Стоит зима, и он с большим трудом открывает дверь клещами (не ключом): «К дверям забитым я зимой приеду, / Замочный ключ до боли сжав в горсти, / И улыбнусь / Хорошему соседу, / И попрошу мне клещи принести» . Уже в одной этой детали содержится драматизм как отражение забытости, заброшенности родного дома:

И под рукой

Застонут длинно гвозди

И упадут, как слёзы на порог… [Там же].

Обратим внимание: сосед – хороший , эта деталь тоже не случайна, во-первых, именно так испокон веков жила русская деревня, да и все славянские народы; во-вторых, определение хороший в данном случае может выполнять функцию психологической защиты лирического героя. Видимо, он совестится этой ситуацией – и оттого, что в родном доме он «нежданный гость»; и оттого, что в нём стоит такая мёртвая тишина, что голуби, видимо, от испуга даже забиваются под стреху, поскольку привычная здесь тишина оказывается встревоженной появлением человека.

Далее картина приобретет ещё больший драматизм, ведь в доме не только стоит нежилая тишина, но вид холодной, давно не топленой печи словно усугубляет её. «Трубу открою / В стылой русской печке – / И, словно память, пламя разожгу…» [Там же]. Более традиционно это звучало бы так: «И словно пламя, память разожгу», но поэт мыслит и чувствует иначе, он сказал так, как сказал. Таким образом, у поэта начинает звучать мотив памяти . Память становится тем согревающим душу пламенем, возвращающим герою воспоминания о прожитой здесь жизни. Здесь каждая строчка не просто наполнена смыслом, она исполнена высокой тоски и того надрыва, что так часто встречается в настоящей русской лирике. Вот пример: «Где бог сидел – снежок набила вьюга…» [Там же]. Что значит этот стих? Он значит, что картина одиночества и заброшенности родного дома страшна, почти невыносима и, возможно, непростительна. В этом ещё более убеждают следующие строки:

Я вместо бога

Сяду в правый угол,

Огонь в печи приняв за божество… .

Кажется, это кульминация стихотворения, наивысшая точка в развитии лирического сюжета. Но есть ещё одна сторона у этого огня-божества , ведь именно таково его традиционное славянское восприятие. Наши предки были солнцепоклонниками, и огонь воспринимался ими как его символ и земное воплощение. Потому в стихотворении появляется ещё один семантический план: как бы ни был заброшен дом, но если в нём затеплился огонь – дому жить и жизни продолжаться. Возможно, поэтому трагизм картины смягчается, становится менее острым, и появляется надежда, что всё будет хорошо, и жизнь, рано или поздно, в этот дом обязательно вернётся: «Дыши высоким пламенем, солома!» [Там же].

Следует отметить, что поэт ушёл из жизни в 1975 году, когда ещё русское село жило почти полнокровной жизнью, работали фермы, хозяйства производили хорошую и качественную продукцию (тогда не говорили экологически чистую), поля засевались пшеницей, рожью, овсом, а огромные поля свёклы, капусты, гороха и других, самых разнообразных культур были так велики, что уходили куда-то за горизонт. В самих деревнях царил свой налаженный порядок – у каждого двора бродили куры, гуси и утки, носились весёлые собаки, мальчишки гоняли на велосипедах, чистились пруды, а по вечерам по пыльным просёлочным дорогам России возвращались домой стада коров, хотя уже и не такие многочисленные, как, скажем, в пятидесятые или шестидесятые годы.

И всё же это была, повторяем, полноценная жизнь села со своим вековым укладом, привычками, нравственными ориентирами и ценностными приоритетами. Вернее, та жизнь, что была восстановлена, налажена после ужасов коллективизации, когда переломили хребет русскому селу. Но природная, генетически здоровая основа русского характера позволила ему каким-то чудом выжить и снова зажить по-человечески.

Тем не менее уже тогда поэта посещали тревожные мысли, как предчувствие предстоящего – очередного разора русской деревни. Так в стихотворении «Яблоня» его лирический герой, глядя на пышно цветущую яблоню, брошенную своим хозяином и, видимо, уехавшим в город, испытывает горечь, видя «тропу заросшую» и этот бело-розовый яблоневый цвет, что «переполнен солнцем и весной». Последняя строчка в стихотворении – неутешительный вывод о том, каким может быть будущее русского села: «И к ногам ложится, как ответ / Только горький майский пустоцвет» .

Тема покинутой деревни поднимается и в поэме «Рождение», полной автобиографических мотивов: на примере двух пожилых деревенских женщин, волею судьбы ставших городскими жительницами, поэт показывает, насколько драматичен этот поворот в их судьбах. В обычной житейской беседе одна из них говорит другой: «А к старости вдруг стала городскою: / Позвал сынок – / Умчалась налегке / Из мест родных / К внучатам / И покою. / Приехала негаданно – к тоске» .

Есть у Вячеслава Богданова стихотворение «Дом», которое описывает как раз таки картину отъезда матери из дома, где она прожила много лет, и вот теперь она уезжает к сыну в город, хотя «на старость дом покинуть тяжело», ведь «даже людям проданные куры / И те пришли в дорогу провожать» . Казалось бы, драматизм ситуации неизбежен, картина расставания с родным гнездом всегда остра и болезненна. Поэт находит, кажется, единственно нужные слова для описания ситуации, которую, видимо, уже ничто не может изменить, отъезд – дело решённое, так сложилась жизнь. Но он знает, что за этим последует: «И в зимний праздник дорогие гости / Здесь не придержат лошадей лихих. / А мужики вгоняют в двери гвозди, / Как будто в сердце забивают их» .

Да, так сложилась жизнь, но случаи бывали разные: в одних – родители доживали свой век в деревне, а дети в поисках лучшей доли коротали его по городам. В других – родители переезжали в город к детям, и неизвестно, какая ситуация была менее болезненной, ведь в обоих случаях оказывалось, что воспоминания об оставленном родном доме отзывались в сердце болью. Но ведь и жить в селе порою было невозможно – ни дорог, ни нормальной школы (ведь часто случалось, что в школу дети ходили за несколько километров в соседнее село), ни культурного досуга, ни выбора профессии, кроме занятий в сельском хозяйстве. А если душа у человека пела? Если ему хотелось рисовать, писать картины, стихи, музыку, летать на самолётах, быть учёным? Человеку, особенно молодому, всегда хочется жить красиво, ярко, содержательно, он мечтает совершить что-то необычное, новое, заметное, стать известной личностью и т. д. Не месить грязь с утра до вечера, не сидеть на завалинке, грызя семечки, и не крутить быкам хвосты, а жить достойно, добиться какого-то успеха, выбиться в люди, чтобы и родители гордились, и люди добрым словом поминали, и самому было радостно – от сознания собственной востребованности, нужности и полезности.

По этой причине город всегда манил, правда, кого – чем; кого – возможностью учиться, кого – устройством личной жизни, кого – обилием мест отдыха и развлечений, и всех – непонятной своей энергетикой, средоточием самой жизни, её бурлением, быстрым темпом, стремительным ритмом. Правда, уже при первом приближении к нему оказывалось, что многие его манящие стороны – блеф, пустота и обман. И оказывалось, что жить красиво и содержательно можно и в родной деревне, если приложить руки и думать головой.

Как бы то ни было, но судьба русской деревни уже в семидесятые годы многими виделась как плачевная. Вячеслав Богданов это чувствовал всем своим сердцем, потому и писал: «Но я прошу товарищей, / знакомых, / Хотя тропинка зарастет сюда, / не забивайте окна в нашем доме, / Пускай он зрячим будет, как всегда!» .

В стихотворении с говорящим названием «Приеду в село…» решается та же тема, и уже первая строфа звучит как пронзительное душевное откровение, хотя её первые два стиха внешне безыскусны и естественны, как дыхание: «Приеду в село непременно, / Зовут меня мать и родня…» . Но зато следующие два стиха поражают остротой скрытой в них боли: «У дома потрескались стены / От жажды увидеть меня» [Там же]. И вот герой, бродя в задумчивости по московским улицам, задаёт самому себе трудный вопрос: «Приехал ли делу учиться, / Иль что-то навек потерять?!» [Там же].

Когда мы размышляем о том, что такое настоящая поэзия, то это как раз таки естественное течение речи , похожая на плеск ручья, шелест листьев, птичьи голоса. Не эксперимент, не вымученность, не насилие над словом, а именно естественность и простота – признаки подлинной поэзии. Все мудрёные эксперименты над словом давно ушли в прошлое, само время показало и доказало их натужность и никчёмность. Эти авторы и в литературе-то остались как экспериментаторы, а не поэты. Русский поэт – всегда лирик сердца, певец души , мастер передачи тонких переживаний-полутонов. Но от своих личных, казалось бы, интимных и частных переживаний он всегда поднимается до небывалых высот, умея передать и обобщить то, что чувствуют десятки, сотни, тысячи, миллионы других людей.

Вячеслав Богданов через эту связь с маленькой точкой на Земной шаре – отчим домом постигал огромность и величие родной страны, да и всего мира. Россия воспринималась им интуитивно, на генетическом уровне или даже на уровне звуков, запахов, ощущений. В стихотворении «Россия» он так и говорит: «Стою в раздумье и молчу. / И запахи твои, / Россия, / От всех на свете отличу…» . Его Россия – это «раскаты грома» и «берёзовый настой»; современные космодромы и стога сена на лугу; «колыханье зреющего хлеба» и «перезвоны радостные птиц»; цветущие липы и «журавли, летящие в апреле». Это «копны острые» и «песни моей родимой стороны»; речка, круто убегающая вдаль и степное озеро; «жёлтые колосья», что «бессмертьем солнца налиты» и свежие травяные луга на утренней заре. Но главное для него в России – это люди, работящие, честные, открытые, щедрые, хлебосольные… Это его отец, погибший на войне, и мать – вечная труженица; его коллеги по рабочему цеху; собратья по перу; садовод, работающий в колхозном саду и пахарь, выходящий в поле на зорьке.

России он был предан всем своим существом, и эта его преданность выглядела не как декларация – громкая, пафосная и патетическая, а как тихое откровение сердца и почти постоянное стремление вернуться домой, в отчий дом, на свою малую родину. Почему мы назвали это откровение тихим? Дело в том, что поэт сам однажды подсказал ответ на этот вопрос: «Надоело в столице маячить, / И, наверно, опять перед сном / В одиночестве тихо о заплачу, / Затоскую о крае родном…» . Так он написал в стихотворении «Зрелости круг…», осторожно давая понять, какую боль он носил в себе, хотя никому её открыто не показывал.

«Наедине с полями» или, «Всего живого кровное родство»

Природный мир Вячеслава Богданова

Природный мир Вячеслава Богданова далеко не всегда выглядит спокойным, его пейзаж нельзя назвать исполненным умиротворения и безмятежной лени (но так ведь и не сентиментализм царит нынче в литературе). Даже в таком стихотворении, как «Ушедший день», где, казалось бы, в душе лирического героя живёт лишь тихая благодарность минувшему дню, полному труда, солнца и даже некой тайны, пейзаж тревожен: эпитеты, рождённые поэтом, весь лексический состав не располагают к прекраснодушию: «Горела степь багряным цветом, / И наплывал вечерний мрак , / Стекали травы в буерак , / Перепела рыдали где-то…» . Багряный цвет на фоне наступающего мрака, рыдание перепелов и рядом находящийся овраг – таков фон уходящего дня, отразивший, возможно, душевное состояние поэта в данный лирический момент.

В стихотворении «Засуха» картина природы полна ещё большей тревоги, ведь засуха страшна не только тем, что травы никнут и листва жухнет («Нет ничего больней / На белом свете, / Чем наблюдать июльский листопад…»), но она означает ещё и «тяжёлый недород», вон и «ботва картошки пала тихо ниц», что для деревенского жителя не предвещает ничего хорошего.

Видимо, в том году, о котором говорил поэт, месяц июль и в самом деле был так засушлив, что эта же тема отразилась и в стихотворении «Наедине с полями…»: «Стоял июль, жарой распятый…» . Однако здесь нет острой тревоги, есть осознание личной причастности -судьбе страны: «Для каждого необходимо / Ветрами родины вздохнуть» ; понимание своего места и роли в жизни, где соединились и участь хлебороба и заводчанина. Именно это соединение в мировоззрении поэта деревенской и городской эстетики становится той характерной чертой, что ярко отразилась во всём его творчестве, в том числе и в пейзажной лирике. Органичное ощущение себя одновременно сельским человеком и жителем города, кстати, очень характерно для лирики уральцев семидесятых-восьмидесятых годов минувшего столетия. А может быть, и не только уральцев, но в данном случае мы говорим об авторах, чьё творчество рассматривается в данной книге. Мы наблюдаем подобное у Геннадия Суздалева, Алексея Селичкина, Валентина Чистякова и др.

Внимательный взгляд заметит пристрастие поэта Вячеслава Богданова к образу степи и «травяных лугов», что нашло отражение в стихотворениях: «Древняя степь » («Вот в эту степь / Пришёл мой русый предок…»), «Погост» («В селе, среди степей и васильков…»), «Ушедший день» («Горела степь багряным цветом…»), «Родная степь » («Будет степь похожа на пустыню / В жёлтом свете месяца и звёзд…»), «Начало биографии» («Я ушёл из тамбовских степей / Под железное пламя Урала…»), «Дорога» («Весёлых птиц степные голоса / Над головой висят, как озаренье…»), «Стог» («Крадусь в степи , / Как будто бы из плена…»), «Я пришёл в эту степь …» и др.

Степь для поэта – это и есть начало его биографии, поскольку «тамбовские степи » – его малая родина . И эта тема малой родины тоже часто раскрывается посредством пейзажа. Что такое «начало биографии» для поэта В. А. Богданова? Это жизнь среди широких просторов, светлых раздолий и золотистых полей. В стихотворении «Неповторимость», относящем читателя к годам молодости, само это время воспринимается им как беспечное, щедрое, мимолётное и, конечно, неповторимое. «Безумно жёг высокие костры, / Беспечно падал в луговые травы…» . Но именно эта беспечность, не отягощённая грузом лет и раздумий, и есть характерная черта молодости, а возможно, и залог вечного круговорота человеческих жизней.

Степь для Вячеслава Богданова – это ширь, простор, размах: «Я пришёл в эту степь – широте поучиться…» . Здесь же у поэта вырвались строки: «О, родимая степь , травяное наследство / И удачи моей неизменное средство!» [Там же].

В образе степи поэту видится природная мощь, торжество стихий, в стихотворении «Желтым стоном…» он написал: «Выйдет утро из густых туманов, / И в разгуле солнца / И ветров / Будет степь казаться / Океаном…» . Вот, оказывается, в чём дело, степь – символ, она видится герою океаном, где проходит человеческая жизнь, меняются времена года, бежит время, и одна дума сменяет другую. В стихотворении «Родная степь» поэт уже открыто, былинно, по-русски обращается к ней, своей родной степи:

Ой ты, степь

Просторы непростые,

Хлебный ветер с перезвоном ржи! .

Это не просто признание в любви к родине («Ты моё дыхание и пенье…»), это сосуществование с нею в одной физической и духовной плоскости («Ты моя от самого рожденья, / Ты в крови – от неба до корней!»).

Из календарных месяцев любимый у поэта – сентябрь, и потому, что это «добрый месяц моего рожденья», и потому, что это «весёлая, сквозная, продувная пора», время итогов, результатов, урожая – во всех смыслах. Это время с «горячим караваем» и «нарядной красною рябиной». Кажется, никакие дожди, даже самые «настырные» не могут омрачить его радостного настроя, хотя поэт прекрасно понимает, что сентябрю недолго быть таковым – светлым и тёплым, и его тепло – всё-таки прощальное. «Родной сентябрь! / До радости, / до пенья / Своим лучом прощальным обогрей!» .

Сентябрь упоминается и в стихотворении «Выплывают дали, серебря…», и появляется образ осени, той, что называется поэтом «золотая быль». Осень – время года, особо любимое им.

А на дворе всё ощутимей осень.

Люблю её задумчивый приход.

Она с дождями

Прошлое приносит

И за́ сердце – щемящая – берёт… .

В поэме «Рождение» он рисует её чудесный, отчасти даже лишённый привычной осенней меланхолии и грусти образ: «Пора её чурается цветенья, / Жужжанья пчёл / И колыханья ржи. / Они сродни / Святому очищенью / Земли, / Деревьев, / Неба / И души» [Там же]. Осень мила поэту не только своей пленительной и мудрой красотой, но и тем, что напоминает ему, как ни странно, о быстротечности жизни, что его вовсе не пугает: «Она своей походкой ветровой / Напомнит нам / О том, что мы не вечны, / Мы лишь крупицы вечности земной…» . Но эта быстротечность – не приговор, не конец пути, не метафорическая остановка, это – залог новой, будущей жизни, а значит, и бессмертия:

И как частица эта – бескорыстны,

Мы об одном лишь знаем наперёд:

Как по весне

Из тёплых почек листья,

Из нас вот так же

Вечность прорастёт [Там же].

И всё же, несмотря на то, что природный мир Вячеслава Богданова далёк от умиротворения, мы можем сказать, что с природой он дружен, её стихии ему близки и понятны. Так стихия ветра воспринималась им как «тысяча ветров», в стихотворении «Ветры» эти ветры становятся зримыми и в каждом случае – конкретными: попутный ветер, ветер восхождения, ветер зла, ветер суеты, ветер в спину … Кажется, более всего поэту был близок «ветер восхождения», хотя «Он дует в грудь / И замедляет бег, / И высекает ранние седины…» . А иногда дует и «ветер-суховей» , как, например, в стихотворении «Дума».

Да, поэт Вячеслав Богданов дружит с природой, он не противоречит её законам, не противопоставляет себя ей, не диссонирует с её вековыми правилами; напротив, живёт с ней в унисон. Это наглядно отразилось в стихотворении «Корова», где по лирическому сюжету деревенский мальчик идёт искать не пришедшую из стада корову. И вот уже «тьма легла в репейные низины», и ночь спустилась на землю, а её всё нет. Уже совсем стемнело, и на небе высыпали звёзды, а корова всё не найдена. И тогда мальчик, словно былинный или сказочный герой, обращается к звёздам: «Звёзды, звёзды, окажите милость, / Где Бурёнка наша притаилась?» . Далее происходит то, что в сказках называют волшебством или чудом:

Вдруг звезда на небе замигала

И в овраг за вётлами упала.

Вылезла Бурёнка из оврага,

Вся в репьях, рогатая бедняга [Там же].

Последние два стиха окончательно убеждают нас даже не в дружбе лирического героя с природным миром, кто бы и что бы это ни было – корова, ветер, звёзды и т. д., а в каком-то естественно-гармоничном сосуществовании с нею:

Я пригнал корову к дому поздно

И за помощь поклонился звёздам [Там же].

Картина – в духе народной поэтической традиции.

Пейзаж В. А. Богданова может быть не просто приветлив, а даже притягательно радостен; его природа – живая, разговорчивая, идущая на контакт с человеком («Каждый куст на ветру – говорлив…»); в ней столько добра, света, радостного предчувствия, что даже «гадает пчела на ромашке / О своей медоносной судьбе » .

Дружба поэта с природой – не наш вымысел и не случайное замечание по поводу его лирических откровений, таково его восприятие мира, ведь он видит в лесу не только «непознанную тайну», но «всего земного – кровное родство» . Он осознаёт, что в природе царит мир и согласие: «Живут в родстве букашки и берёзы» [Там же].

Это чувство единения с природой помогает поэту подняться… до космических высот; в стихотворении «Скорость», осознавая скорость, с которой «мчит Земля», он вдруг замечает: «Ты, Вселенная, – сад за забором, / Мы – соседские дети пока!..» . Вот так – ни больше и ни меньше – видит поэт Вселенную, как обыкновенный сад за забором. Это и есть масштаб мышления русского поэта.

Масштаб мышления отразился и в стихотворении «Русь», где природа России воспринимается поэтом как монументальное полотно, на котором он, человек, не то что не теряется, будучи крохотным и незначительным по сравнению с ней существом, но также выглядит естественно: «И я иду навстречу тем векам / Голубоглазый, русый, коренастый. / Колосья прикасаются к рукам, / Озёра колыхаются глазасто» .

Таким образом, пейзаж В. А. Богданова, как мы убедились, может быть разным – в зависимости от настроений героя, его внутренних переживаний и чувствований – неспокойным и тревожным, радостным и приветливым и даже медоносным . Это очень важное определение, ярко характеризующее творческую судьбу самого поэта.

«О мой Урал! Да будет место свято!»

Тема Урала в поэзии В. А. Богданова

Природный мир в художественном воплощении поэта невозможен без обращения к теме Урала. Этот край оказал на него огромное впечатление всем своим величием, красотой, таинством и сказочностью; его поэтичная душа откликнулась на словно растворённую в его воздухе красоту.

Урал возникает в стихотворениях: «Отгуляет зима по Уралу » («Отгуляет зима по Уралу / На своём белоногом коне…»); «На озёрном Урале …» («Я живу / На озёрном Урале , / Ты живёшь / На великой реке…»); «Дождь отшумел…» («Пропах и хвоей и грибами / Уральский август по лесам…); «Снега» («Крадётся в ноябре по-лисьи / К Уралу северный мороз…») и др., а также в поэме «Рождение».

Уральский край и особенно его люди оказали сильнейшее воздействие на мировоззрение поэта, здесь он словно другими глазами посмотрел на Россию, ведь Урал – это не только «край красоты и железа», но ещё и «молчаливая гордость Руси» . Он увидел здесь настоящую сокровищницу, где собраны несметные богатства страны; по его мнению, это край, где «людям всё припасено веками – / От склонов гор / До сосен, / До зари, / Круги озёр, / Где тайно дремлют камни / С зелёными прожилками внутри» .

И хотя Урал для поэта не являлся его малой родиной, можно сказать, что он стал его второй малой родиной, поскольку тесно связан с его творческой биографией. У него даже есть стихотворение «Начало биографии»:

Поклонюсь деревенской избе,

Где нужды пережито немало,

Я ушёл из тамбовских степей

Под железное пламя Урала… .

Именно здесь, на уральском заводе продолжалась его трудовая биография и творческая судьба.

Если вести речь о периодизации жизни и творчества поэта, то здесь явно намечаются три периода: тамбовское детство , уральская молодость и московская зрелость . Конечно, это деление достаточно условно и не претендует на абсолютную правоту. Однако нам хотелось подчеркнуть важность и ценность каждого периода жизни поэта, в том числе и уральского. Не случайно у него вырвались строки, как признание в любви к этому краю: «О мой Урал! Да будет место свято!».

Пахарь и металлург.

Отражение темы труда с позиции… сельского горожанина

Оговоримся сразу, что словосочетания «сельский горожанин» у нас, кажется, до сих пор не существовало, ибо оно по своей сути противоречиво и даже в определённой мере абсурдно. И вероятно, мы употребляем его впервые.

С точки зрения литературоведения оно выглядит как художественный приём, называемый оксюмороном, то есть сближением противоречащих друг другу понятий, сочетанием несочетаемого. Но в художественной и особенно поэтической речи оксюморон на стыке этих противоречий обнаруживает и вскрывает некий тайный, скрытый или дополнительный смысл, и речь начинает блистать новыми и неожиданными красками.

В данном случае это словосочетание очень точно определяет судьбу многих и многих людей, родившихся в селе, но судьбоносной волею всю жизнь проживших в городе. Видимо, нам давно уже следует констатировать появление в нашем социуме нового типа современного человека, родившегося в сельской местности, но поменявшего место жительства и переехавшего в город, однако сохранившего привычки, нравы, характер, словом, менталитет сельчанина. И этот тип человека очень уверенно занял своё место под солнцем.

Случается, что, оторвавшись от родных корней, уехав далеко и надолго, они не смогли стать «своими» в городе, так и прожив свою жизнь в этой раздвоенности. Мы хорошо помним строки Анатолия Передреева, ставшие уже классическими:

Околица родная, что случилось,

Окраина, куда нас занесло,

И города из нас не получилось,

И навсегда утрачено село .

И эта жизнь бывшего деревенского человека в «жилищах», которые «ни избы, ни дома», становится для него не жизнью, а выживанием, где он не только не чувствует себя счастливым, а напротив, тяготится «большим сиянием огней» и тешится воспоминаниями о тишине и «свежести полей».

Но бывает так, что в человеке нет этой раздвоенности, а есть гармоничное сосуществование двух мироощущений, и он благополучно и радостно живёт на свете, соединяя в себе две стихии – природную деревенскую и цивилизационную городскую. На наш взгляд, подобное свойственно В. А. Богданову.

Тема сельского труда у него буквально перекликается с темой труда рабочего человека, что нашло отражение во многих стихотворениях, в том числе и в таких, как «Наедине с полями», «Научитесь понимать…» и др. Поэт уверен:

Судьбой мне вверено до гроба,

По праву сердца и сельчан,

Земную славу хлеборобов,

Роднить со славой заводчан! .

И даже когда Вячеслав Богданов пишет о своём поэтическом ремесле, он подходит к нему с этой же позиции, то есть с позиции сельского горожанина . Вот, например, поэт ищет то единственное, необходимое, «несказанное» слово, «где с землёй сомкнулись небеса» и обращается с этим вопросом и к крестьянину, и к рабочему, то есть соединяя эти две стихии: «Подскажи / Мне слово это, пахарь, / Подскажи, известный металлург!» . И когда он обращается к прошлому, вспоминая «былые дни, прожитые в труде», память одновременно услужливо напоминает ему не только «о поле», но и «о заводе, о руде».

Размышления о том, что труд рабочего человека, в частности, сталевара, близок труду крестьянина, ярко отражены в стихотворении «Начало биографии». И если поначалу незнакомый, незнаемый труд сталевара пугал нашего героя, поскольку был ему внове, то со временем ему стала понятной близость и высокий нравственный смысл труда крестьянина и рабочего: «Но однажды, / в июльскую ночь, / разглядел я / до радостной дрожи: / сталеварские руки / точь-в-точь / как у пахаря, / в трещинках тоже…» .

Следует сказать, что эти строки – не «паровозики», которые писались поэтами в советские годы, дабы опубликовать и «протащить» в печать другие свои произведения. Это именно искренние, от сердца идущие строки – от глубины понимания, важности и даже сакральности смысла созидающего труда для человека вообще.

И всё же исток трудолюбия самого поэта – в деревенском детстве и ранней юности, когда рядом были медоносные луга и родниковые тропы: «И тружусь я, / В загаре по пояс, / В подмастерьях / У вешнего дня…» . И когда сама сельская природа не только учила человека уму-разуму, но и трудолюбию, без которого его жизнь на земле теряет цвет и краски, а может быть, и смысл.

«Она сама всему верховный суд…»

Образы матери и отца

Тема труда находит зримо образное воплощение в поэме «Рождение», тесно смыкаясь с образом матери . В поэме словно даётся картина жизни самой России – через биографию её людей, простых тружеников, на долю которых пришлась Великая Отечественная война («Война, война, ты жизнь убить не в силах…), потери близких людей и труд до седьмого пота – и до, и во время, и после войны. Мать показана как великая труженица, ни разу не показавшая ни своей слабости, ни усталости, даже когда муж был убит на фронте:

Но мать смогла и с этой болью сжиться.

И каждый день, поднявшись досветла,

Работала в колхозе по-мужицки,

По-женски дома правила дела.

И труд её никто не обесславит,

Она сама всему верховный суд!

Мужьям за подвиг – памятники ставят,

А жёны – тяжесть подвигов несут .

Думается, что это – одни из лучших строк о русских женщинах. Мать поэта становится неким обобщающим образом, совмещая в себе черты сотен, тысяч, миллионов других матерей России.

В поэме есть очень точная деталь, на которую следует обратить внимание: здесь поэт обращается уже к более позднему времени (возможно, это шестидесятые годы), когда послевоенная жизнь потихоньку успокоилась, наладилась и, что называется, вошла в свои берега. Сын, переехав в город, устраивает там свою жизнь и быт и решает забрать к себе из деревни мать. И вот эта тонкость, подмеченная поэтом: мать соглашается и, казалось бы, спокойно и беззаботно какое-то время живёт в городе у своего сына, но как только наступает весна, «защекотало ноздри чернозёмом», она, как исконно сельский житель, не представляющий себе жизни без крестьянского труда, начинает беспокоиться, нервничать и срывается с места. Она даже просит сына отпустить её («до осени хотя б»), чтобы «повозиться» с картошкой в огороде, да «огородиться от думок бороздой» .

Неискоренимая привычка к труду и обострённая совесть зовут её в родное село, в уста этой вечной труженицы поэт вкладывает простые, казалось бы, слова: «Не положу на сердце крест великий / Что скажут люди? / Тяжек их укор, / Когда полынь, / Осот, / Да повилика / Повыползут наружу, / как позор» . Но ею движет не столько страх позора, оттого, что земля зарастёт сорняками, сколько привычка и желание трудиться, а главное – непредставимость и невозможность жизни в состоянии безделья . Вот эта невозможность жизни в состоянии безделья – исконная и древняя черта русского человека, ибо он по природе своей созидатель, творец, пассионарий.

Точно так же в этой поэме тема труда смыкается с образом отца , который в довоенные годы «шёл в луга уверенный и сильный». И самого себя поэт также видит работящим, как, например, одним из двенадцати рабочих монтажной бригады: «За работой все мы на виду, / Как двенадцать месяцев в году» .

«Слово, слово – дальняя жар-птица!»

Тема поэтического мастерства

Труд поэта и его поэтическое мастерство всегда сопряжены с поисками искомого «несказанного» слова, полного света, таинственной силы и того, что называют «музыкой сфер». В стихотворении «Слово» Вячеслав Богданов словно задаёт самому себе риторический вопрос: «Слово, слово – / Дальняя жар-птица!.. / На каком искать его пути?» . И… отвечает на него, не отвечая, а только лишь размышляя: «И с небес к нему не опуститься, / Да и по земле не подойти» [Там же]. Кажется, именно такое слово, подобное «яблоку на ладони», поэт искал всю свою недолгую творческую жизнь. Однако говорить о том, была ли долгой или недолгой жизнь поэта (равно как и любого другого человека), вероятнее всего, мы не вправе, ибо, во-первых, мы не знаем всех фактов биографии, подробностей быта, перипетий судьбы, хода мыслей и т. д., а во-вторых, а судьи кто?

Но самое главное, полнота жизни человека и тем более, творческой жизни сочинителя определяется не прожитыми годами, а количеством и качеством сделанного. Гении , как известно, наделены колоссальным трудолюбием, иногда кажущимся невероятным, невозможным, невиданным, но они по-другому и не могут, так как ведо́мы небесами, как бы патетически это ни звучало. Талантливые люди , к сожалению, не всегда обладают таким трудолюбием и усидчивостью. Случается даже, что они даже наделены ленью, и это самое страшное для них, поскольку заложенные в них способности меркнут и остаются втуне. При этом они тоже ведо́мы небесами, но эта их связь менее сильная, они более приземлённые, тяготеющие к земным утехам и телесным удовольствиям.

Нам могут возразить, дескать, ведо́мы небесами все, даже самые обыкновенные, ничем не выделяющиеся люди толпы . Да, это так, но у них очень слабый, почти неразвитый духовный слух и духовное ви́дение, и потому они не чувствуют зова небес, а глубоко спрятанные в них способности так и не дают о себе знать (а то, что они у них есть, это несомненно).

Гений же постоянно ощущает свою призванность , и потому он всегда живёт в состоянии вдохновения , то есть в любой момент он может взять в руки перо, карандаш, кисть, стеку, чертёжный инструмент, скальпель, посмотреть в микроскоп, подойти к телескопу и начать работать. Собственно, он вообще никогда, ни на одну минуту не прекращает работать, даже когда он спит, в его мозгу происходит анализ и синтез ранее проделанного.

Можно сказать, что он наравне с небесами и одновременно – присутствует на земле. Он парит в горних высях и умеет радоваться простым земным радостям – колоску в поле, васильку во ржи, придорожной ромашке, клеверной полянке, серебристым тучкам, краюхе хлеба.

Ему не нужно ждать одухотворённого часа – он живёт в состоянии одухотворённости. И потому за свою земную жизнь он может сделать невероятно много – столько, сколько недоступно многим другим. И потому о степени одарённости любого поэта, на наш взгляд, следует судить, в частности, и по тому, какое наследие им оставлено и сколько он успел сделать за свою жизнь.

Следует сказать, что мы не ставили перед собой цели писать биографию В. А. Богданова, а долгая или недолгая была у него жизнь, об этом красноречиво говорит его творчество. Главное, у нас есть стихи, которые лучше всего могут рассказать о поэте и человеке. Поэту важно – успеть за отпущенный земной срок сделать то возможное и необходимое, а судят всех небеса и ещё потомки. И когда к потомкам попадают в руки стихи ушедших из жизни поэтов, то сделанное ими становится очевидным, наглядным, зримым, а их след в жизни оказывается ярким и незабываемым.

В творческой жизни В. А. Богданова были и такие поэты, которые стали для него не просто значимыми фигурами, но, вероятно, некими нравственными маяками – это Борис Ручьёв, Василий Фёдоров, поэты из уральской «обоймы». В стихотворении «Василию Фёдорову» Вячеслав Богданов словно исповедуется перед ним: «Был, как трава под косой, / Наивен…» или: «Я душу стлал пред всеми, / Словно скатерть…» . В стихотворении «Памяти Бориса Ручьёва» он обращается к ушедшему из жизни поэту, как к высочайшему авторитету, прожившему очень сложную жизнь и при этом знающему «цену слова» и сохранившему, несмотря ни на что, «ранимое сердце». Вот он обращается к нему:

…Как смог пронести через муки

Ты свой голубеющий взгляд?! .

Не голубой, а именно – голубеющий , чистый, незамутнённый и сердечный взгляд человека, познавшего не только лавры, но и ужас лагерей.

Стихотворение «Памяти поэта» посвящено гибели Сергея Есенина, которую Вячеслав Богданов воспринимал как личную трагедию: «Рухнул месяц с голубых высот. / И берёзы / В дымной круговерти, / Словно петлю, / Рвали горизонт / И стонали голосом бессмертья» . Согласимся, берёзы, стонущие «голосом бессмертья», – новое слово в русской поэзии.

Есть у В. А. Богданова стихотворение «Желание», посвящённое поэту Валентину Сорокину, именно этим стихотворением заканчивается сборник «Избранной лирики», в котором он неожиданно размышляет о своём последнем земном дне и о том, каким он будет. Это могло бы навести на печальные размышления о собственной жизни и творчестве, если бы поэт твёрдо и убеждённо не высказал здесь своё кредо: «Я в мир пришёл – творить, / А не рыдать…» . Таким – творящим и радостным, открытым и щедрым запомнился поэт Вячеслав Богданов друзьям и коллегам. И таким он пришёл сегодня вновь к своему читателю.

«Я убит. И смолкли соловьи…»

О мистических предчувствиях поэта

Стало общим местом говорить о том, что поэты обладают способностью предвидеть будущее. В основном это касается предчувствий собственной смерти. Так это или нет, однозначно ответить трудно, но подобных совпадений известно много. Когда-то мы писали об этом в сочинениях «Лазурная книга», «Homo scribens» , формулируя законы творчества , в том числе и касаемого умения поэтов говорить пророческим языком. Известны красноречивые примеры, когда поэтические строчки становились вполне конкретными событиями жизни. Далеко не случайно Марина Цветаева говорила: «Стихи сбываются. Поэтому не все пишу».

Когда-то Николай Гумилев заметил:

И умру я не на постели,

При нотариусе и враче,

А в какой-нибудь дикой щели,

Утонувшей в густом плюще… .

Загадочной была вся жизнь Н. С. Гумилева с его странными поездками в Африку, непонятной ролью в революции и судьбе страны, вероятнее всего, он служил в разведке. Загадочной стала и его смерть – неожиданная, таинственная, как и само обвинение в организации заговора, за что он был расстрелян. Так что Николай Степанович, как он сам верно подметил, умер не «при нотариусе и враче», и до сих пор неизвестно, где его могила.

Владимир Маяковский тоже однажды трагически обронил: «… не поставить ли точку пули в своём конце…» и – либо застрелился, либо был застрелен. Последняя гипотеза высказывается ныне всё чаще. Но как бы то ни было, «точка пули» была поставлена.

Вспомним стихотворение «Глухарь» Дмитрия Кедрина, где поэт сравнивает себя с тем глухарём, что от счастья не видит и не слышит подкравшегося охотника.

Может, также

В счастья день желанный,

В час, когда я буду петь, горя,

И в меня

Ударит смерть нежданно,

Как его дробинка –

В глухаря .

Дмитрий Борисович Кедрин погиб при невыясненных обстоятельствах, возможно, он был выброшен из поезда, так что смерть настигла его именно «нежданно», как он и предвидел.

А как точно предсказал свою судьбу Николай Рубцов, заметив в стихотворении «Я люблю судьбу свою…»:

Неужели в свой черёд

Надо мною смерть нависнет, –

Голова как спелый плод,

Отлетит от веток жизни .

И добавив уже в другом стихотворении («Расплата»): «Я тревожно уйду по метели» . По метели – 19 января 1971 года – и ушёл.

Один из последних примеров – судьба Иосифа Бродского, у него есть следующие строки:

И осенью и летом не умру,

Но всколыхнётся зимняя простынка,

взгляни, любовь, как в розовом углу

горит меж мной и жизнью паутинка .

Это было написано в 1961 году. А в январе 1996 «зимняя простынка» всколыхнулась.

С точки зрения рацио и логики объяснить все эти совпадения трудно, но вероятно, можно, так как поэт иногда (и даже чаще всего так и бывает) сам подсознательно готовит себя к определённому уходу. И потому обстоятельства его жизни складываются именно так, а не иначе. Или же какую-то вполне определённую смерть он как бы подсказывает своим врагам (случай с С. А. Есениным, В. В. Маяковским?). Тем не менее, некая мистика в этом присутствует хотя бы по той причине, что всё, связанное со смертью, потусторонним миром видится человеку в ореоле таинственности.

Чувствовал ли В. А. Богданов беду и свой скорый, как говорят, безвременный уход из жизни? В стихотворении «Неповторимость» есть строки, которые теперь прочитываются особенно внимательно: «Я молодость, как буйного коня, / Всё гнал, / Всё гнал по кручам / И долинам, / И не вгляделся на пути недлинном , / В ночную мглу, / В простор зелёный дня…» . Почему поэт называет путь недлинным ? Чем страшила его ночная мгла ?

В стихотворении «У летней воды» его лирический герой полон «охмеляющей радости» – от самого сознания, что он живёт, смотрит на воду, дышит запахом лебеды, любуется цветами, что «цветут и к жизни призывают». В стихотворении «Дума» поэт, сидя у обрыва, «на краешке у памяти своей» и глядя на убегающую среди лугов речку, размышляет о том, что ему ещё «рано подводить итоги» и что у него впереди «и солнце, и гроза».

Казалось бы, никакие тёмные предчувствия не посещали поэта, всё в его жизни было удачно, ладно, толково, в согласии с совестью. Но именно в этом стихотворении он высказывает настораживающую мысль о том, что «круты, как жизнь» излучины этой реки и что он ждёт в своей судьбе некоего «великого мгновенья». Но что за мгновенье имел в виду поэт? – Славу, признание, почёт, благополучие, успех у читающей публики? Или некое кульминационное событие, но какое? Конечно, поэт оставил нам загадки, которые ещё предстоит разгадать.

В стихотворении «Стихи о Родине», перекликающемся с блоковскими мотивами, здесь даже в качестве эпиграфа использованы слова А. А. Блока: «…Идут часы походкою столетий, / И сны встают в земной дали», поэт восклицал: «Что за сны мне снятся, / Что за сны!..» . Авторский вымысел уносит читателя в далёкие средние века: то поэт отождествляет себя с ратником, что победно возвращается с Невским с войны; то перед нами XIV век, и поэт видит себя воином, убитым на Куликовом поле: «Я убит! / И смолкли соловьи. / Стёр мой конь о синеву подковы…» . Невольно напрашивается параллель с трагическими событиями в жизни поэта, ведь мысль о том, что он был убит (отравлен) высказывается всё чаще и звучит всё громче.

Есть у Вячеслава Богданова стихотворение «На Бородинском поле», в котором он убеждённо высказывает мысль о том, что не так страшны и опасны открытые и явные враги, как враги скрытые и замаскированные: «Не страшен, Русь, тебе Наполеон, / Страшней они – заезжие Дантесы!..» . Видимо, поэт был прав, ведь враг открытый, что называется, в чистом поле, обозначен чётко, к нему и отношение – как к врагу, от него не ждёшь ничего, кроме беды. А вот враг замаскированный, даже внешне благожелательный или под видом «заезжего Дантеса» гораздо опаснее. Он страшен уже тем, что убивает он одного человека, а целит в целую нацию .

Последнее стихотворение, которым заканчивается сборник «Избранной лирики» – «Желание», посвящённое Валентину Сорокину, и уже его первые строки заставляют пристальнее вглядеться в состояние нашего героя: «За какими делами захватит / Час последний в дороге меня? / Я б хотел умереть на закате / На руках догоревшего дня» . Печальные строки наводят на печальные размышления, но несмотря на невесёлый характер темы, нет в них ни упадочничества, ни разъедающего уныния, так как поэт осознавал и принимал своё будущее как неизбежность: «Впереди будет – тихая вечность, / Позади – голубеющий день…» [Там же]. В этом «голубеющем дне» он и остался…

Обратим внимание, что вновь звучит эпитет «голубеющий», а не «голубой». В этом слове есть некая незавершённость действия или, вернее, и действие и жизненная энергия. Мы можем сказать, что если «голубой» – это статика, то «голубеющий» – динамика и, стало быть, отражение динамики и напряжённости внутренней жизни поэта. Он словно давал надежду и себе, и своим читателям, что у этого дня есть будущее, потому что голубеющему дню ещё только предстоит стать голубым.

«Голосом зари и разнотравья…»

Индивидуальный художественный мир поэта

Почему же мы говорим о медоносной судьбе поэта? На этот вопрос ответить очень просто, так как творчество Вячеслава Богданова гармонично укладывается в русло русской поэзии, продолжая и развивая традиции. Кажется, у него не было периода, когда он входил в поэзию или врывался в неё, он как-то естественно и просто освоился в ней, заняв своё место и обустроив собственное лирическое пространство. Создаётся ощущение, что он только и делал, что собирал нектар слов, смыслов и их оттенков и перерабатывал их в живые стихотворные строчки – это была его земная суть и небесное ремесло.

Поднимаемые им темы также укладываются в рамки традиций русской лирики: деревенское детство («Возы», «Стог», «Корова»); родной дом («Родимый дом», «Дом», «Приеду в село…»); Россия («Стихи о России», «Русь», «На Бородинском поле…»); природа («Древняя степь», «Засуха», «Сентябрь», «Природа»); труд («Железо», «Юность», «Научитесь понимать…»); деревня и город : «Я привык к скоростям самолёта…», где он писал: «Отвыкаю от скрипа телег…» . Развивая и обогащая традиционные темы, вместе с тем поэт создавал свой неповторимый мир, окрашенный авторскими эпитетами и образами, где звучат полдневные свирели под полдневными небесами , где высятся скуластые горы и шелестят быстротечные листья , где стоит полынная тишина и вьётся родниковая тропа , а низины бывают то репейными , то ромашковыми . И мир – овсяный , залитый солнцем и светом, где полыхает «земляничное зарево полян» и живёт трудолюбивый народ – размашистые ребята .

У каждого поэта есть образы, которыми он запоминается читателю и привлекает внимание исследователей. В стихотворении «Отгуляет зима по Уралу…», где поэт ведёт речь об Уральском крае, есть строчки, буквально пересыпанные метафорами, вот, например, стих: «Где о наши / Скуластые горы / Точит молния / Саблю свою…» . Великолепие, художественная роскошь этой метафоры очевидна.

В стихотворении «Выплывают, дали серебря…» нарисована уникальная картина, где месяц «глядится старчески в реку, / Опершись на жёлтую клюку» . Согласитесь, месяц, опирающийся на клюку, тоже уникальный и в чём-то даже трогательный образ.

Порою кажется, что он словно разговаривал с читателями «голосом зари и разнотравья», и таким он и остался для нас – в своих стихах.

То ли правду говорят, что в имени – судьба. В фамилии Богданов однозначно прочитывается Богом данный . Конечно, скептик может возразить: каждый из нас – Богом данный, так-то оно так, да только не каждому дана «медоносная судьба».

Литература

1. Богданов В. А. Избранная лирика. – Челябинск: Южно-Уральское кн. изд-во, 1975. – 112 с.

2. Бродский И. А. Стихотворения. – Таллинн: «Ээсти раамат, «Александра», 1991. – 256 с.

3. Гумилев Н. С. Стихи; Письма о русской поэзии / Вступ. статья Вяч. Иванова; Сост., науч. подгот. текста, послесл. Н. Богомолова. – М. : Худож. лит., 1989. – 447 с.

4. Кедрин Д. Б. Чистый пламень: Книга стихов / Художник Н. Бисти. – М.: Современник, 1986. – 333 с.

5. (1937 - 1975)

   Вячеслав Алексеевич Богданов (1937 - 1975) - один из ярких, талантливых русских поэтов. Родился в деревне Васильевка Мордовского района Тамбовской области, в семье потомственных крестьян. Отец погиб на фронте под Курском в 1942 году. Мать одна растила троих детей. В 1953-м В.А. Богданов обучался в фабрично-заводском училище в Челябинске, где познакомился с В.В. Сорокиным. В 1957-м вместе с ним пришёл в литературное объединение «Металлург», где встретился с поэтами М. Львовым, Л. Татьяничевой, Б. Ручьёвым. Богданов проработал 15 лет на Челябинском металлургическом заводе. Стихи начал писать ещё в школе, первые публикации - в газете «Пионерская правда», затем в 1957 году в газетах «Комсомолец» и «Челябинский рабочий». В 1966-м был участником Кемеровского семинара писателей, организованного ЦК ВЛКСМ и СП России. Семинар вёл В.Д. Фёдоров, который рекомендовал его в члены Союза писателей СССР (принят в 1969-м). Он был литературным наставником Богданова, оказал большое влияние на поэта. В 1972 году окончил Высшие литературные курсы при Литературном институте имени А. М. Горького (семинар А. Межирова). В 1964 году в Южно-Уральском книжном издательстве вышел его первый поэтический сборник «Звон колосьев». Всего он выпустил семь сборников стихов в издательствах Москвы и Челябинска. Стихи и поэмы поэта публиковались в журналах: «Сибирские огни, «Урал», «Уральский следопыт», «Молодая гвардия», «Москва», «Наш современник», «Огонёк»; в различных сборниках и альманахах. Творчество Богданова высоко оценили Л. Татьяничева, С. Наровчатов, Б. А. Ручьёв, В. Ф. Боков и другие. Был членом редколлегии журнала «Урал». С 1965-го и до конца своей жизни руководил литературным» объединением «Металлург». Став уже известным поэтом, Вячеслав Богданов часто приезжал на родную Тамбовщину, принимал активное участие в литературных праздниках. Трагически погиб в Москве 11 июля 1975 года. Похоронен в Челябинске. В 1978-м при Челябинской областной организации Союза писателей СССР был создан поэтический клуб «Светунец» имени Вячеслава Богданова, который работает и ныне. В Челябинске регулярно проводятся поэтические фестивали, посвящённые памяти поэта. С 1997 года на Тамбовщине проводятся Богдановские чтения. Администрация Мордовского района учредила в 1998 году премию «Светунец» имени В. А. Богданова. В Мордово создан музей поэта, установлен его бюст, его имя носит местная библиотека. Тамбовские композиторы О. Егорова, Л. Казанков написали музыку на стихи земляка.