Карсавин философ биография. Лев Платонович Карсавин «Философия истории. Есть сейчас в Литве родственники Карсавина

Религиозный философ и историк-медиевист. Стремился к созданию целостной системы

христианского миросозерцания на основе раннехристианских учений Оригена и других

отцов церкви II-VIII веков, представителей патристики Основные произведения

"Культура средних веков" (1914), "Восток, Запад и русская идея", "Философия истории" (1923), "О началах" (1925), "О личности" (1929)

Лев Платонович Карсавин родился в Санкт-Петербурге Его отец, Платон

Константинович, был известным танцовщиком Мариинского театра, учеником Мариуса

Петипа Воспитание и образование сына стало предметом особых забот матери

Карсавина - Анны Иосифовны, урожденной Хомяковой, дочери двоюродного брата

знаменитого философа, основателя славянофильства А С Хомякова Сестра философа -

прославленная балерина Тамара Карсавина

Мать Льва Платоновича надеялась увидеть в нем наследника и продолжателя духовных

традиций семьи Надежды матери оправдались Блестяще окончив гимназию, Карсавин

поступает на историко-фи-лоло ический факультет Петербургского университета В

1901-1906 годах он учится в группе профессора И М Гревса, изучает историю,

становится медиевистом Область его интересов - религиозные движения в Италии и

во Франции в эпоху позднего средневековья Еще будучи студентом, в 1904 году

Карсавин женился

После окончания университета он преподает в гимназиях (гимназии Императорского

человеколюбивого общества и частной женской гимназии Прокофьевой), печатает

статьи по истории конца Римской империи

В 1910-1912 годах Карсавин работает в различных архивах и библиотеках Франции и

Италии, а вскоре выходит его первая книга - магистерская диссертация "Очерки

религиозной жизни в Италии XII - XIII веков" (1912), которую он защищает в мае

1913 года Месяц спустя его назначают экстраординарным профессором Петербургского

университета В это же время Карсавин - преподает на Высших (Бестужевских)

женских курсах, на Высших курсах Лесгафта, в Психоневрологическом институте, в

гимназии Императорского человеколюбивого общества, является казначеем

Исторического общества

при Петербургском университете Он пишет статьи в Новый Энциклопедический Словарь

(всего 39 статей), печатается в журналах ("Вестник Европы", "Церковный вестник",

В 1915 году Лев Платонович получил должность ординарного профессора Историко-

филологического института Он живет со своей семьей в университетской квартире на

втором этаже того здания на Неве, где ныне расположен восточный факультет Его

научная деятельность сделала его (но - не надолго1) очень обеспеченным человеком

В марте 1916 года он защищает докторскую диссертацию - "Основы средневековой

религиозности в XII-XIII веках, преимущественно в Италии" (1915) Последняя

работа, как и "Культура средних веков" (1918), представляет собой не просто

исследование с некоторыми культурно-историческими обобщениями Карсавин реализует

качественно новый подход Реконструируя историко-культурную реальность

средневековья, он пытается структурно воссоздать картину мира, мышление и

психику средневекового человека, дает возможность непосредственно почувствовать

взаимосвязь материального уклада жизни и духовных структур в культуре средних

веков По существу эти работы Карсавина стали источниками идей для современной

культурологии В них сказывается также неодолимое влечение молодого Карсавина к

философским темам, магическое притяжение к метафизическим вопросам "В своей

книге "История русской философии" протоиерей В Зеньковский отмечает, что, будучи

историком религиозной жизни Западной Европы, Карсавин не только не увлекся этой

богатой историей, но, наоборот, подобно славянофилам, сильнее оттолкнулся от

Запада Единственно, кто привлек Карсавина, это Джордано Бруно и Николай

Кузанский Но вне этого, как подчеркивает Зеньковский, "Карсавин в своих

суждениях о Западе был пристрастен и суров"

Кроме степени доктора истории Карсавин получил, как мирянин - что представляло

большую редкость, - и степень доктора богословия в Петербургской духовной

академии А в апреле 1918 года его избрали экстраординарным профессором

Петроградского университета

1918-1923 годы были исключительно плодотворны В домашнем кабинете Карсавина

зимой 1919-1920 года собирались участники его семинара, поскольку

университетские помещения не отапливались Он участвовал в заседаниях философских

обществ, читал доклады и лекции, сотрудничал в редакции издательства "Наука и

школа", в сборниках "Феникс" и "Стрелец" В этот период им написаны статьи

"Гяубины сатанинские", "София земная и гор няя", "Достоевский и католичество"

Карсавин был человеком стихии огня Его непокорная натура уже готовила ему

непростую судьбу

Революция, разрушившая внешние формы жизни, еще острее и сильнее заставила

Карсавина осознать в себе то, чем он жил и что по-прежнему жило в нем Он начал

проповедовать в петро!радских храмах Карсавин понимал, что это вызов и что

последует ответ, но его влекла Истина

"Все сущее, живое, разумное и умное предстает нам как теофания или Богоявление

все, - даже самое мерзкое и ничтожное, ибо мерзко и ничтожно оно только для

нашего неведения или недоведения, сотворено же "добре зело"

"Попробуем мысленно отделиться от Бога или отъять от себя Божество - Мы сразу

перестаем мыслить, жить и быть, рассыпаемся во прах, истаиваем в совершенное

"Весь мир движется, взыскуя Совершенство" Это - слова из духовной беседы его

книги "Saligia Или Весьма краткое и душеполезное размышление о Боге, мире,

человеке, зле и семи смертных грехах" (1919)

По словам Зеньковского, Карсавину близка судьба человека в его постоянной

зависимости и связи с тем, что "над" ним (Бог, Вечность, "Все"), и тем, что

"под" ним (природа, временность, уносящая все в "ничто")

Кажется, что революция отрицает прошлое, образуя историческую пусты ню, однако

Карсавин постигает и положительно оценивает пафос революции В это время он

издает "Введение в историю" (1920), "Метафизику любви" (1918) В советской

печати появляются злобные отклики на публицистическую деятельность религиозного

философа Но Карсавин верен себе

В 1922 году появляется первое систематическое изложение метафизики всеединства в

его книге "Noctes Petropohtanae" ("Петрополитанские ночи") Эта книга, как и

"Поэма о смерти", написанная Карсавиным позднее, в 1932 году, занимает особое

место в его творчестве Обе они - и "Поэма", и "Noctes " - без посвящений

обращены к одному и тому же лицу Имя скрытого адресата - Елена Чеславовна

Скржинская Ее имя в "Поэме о смерти" передано уменьшительным литовским Элените В

связали во мне метафизику с моей биографией и жизнью вообще", и далее по поводу

"Поэмы" "Для меня эта маленькая книжонка - самое полное выражение моей

метафизики, которая совпала с моей жизнью, совпавшей с моей любовью"

Ученик Карсавина А Ванеев писал, что "метафизическая мысль Льва Пла-тоновича

имеет корень не в абстракциях, а в живой и конкретной любви - чистой, ясной,

прекрасной и вместе с тем - мучительной, не осуществившейся, но неизменной до

порога старости Всем, кто склонен скептически относиться к абстрактной мысли,

нужно сказать абстракции суть сокровен ные формулы действительности"

Для Карсавина, как и для славянофилов И Киреевского и А Хомякова, любовь -

подлинная тайна бытия Любовь и есть само познание "Никто не может любить то,

чего не знает", и "всякий, кто знает Бога, уже любш Его, и не может любить тот,

кто не знает" Из "метафизики любви" восходит Карсавин к раскрытию тайны

Всеединства В Зеньковский отмечает, что через вхождение в "смысл любви

открывается прежде всего единство человечества, а затем об этом единстве

повествуется, что человечество извечно существует в творческом бытии Божества

Так мы узнаем, что в плотском слиянии создается тело во Христа и в Церковь,

повторяется воплощение Логоса в Невесте"

"Дарует мне жизнь Любовь, а с жизнью и знание, знание живое, достоверное

единством своим И раскрывается во мне великая тайна Всеединства, в котором все

нераздельно едино, а в то же время отлична от всех и бесконечно ценна и моя, и

твоя, и всякая личность, неповторимая и всеми повторяемая Любовь умудряет

нездешнею мудростью, связуя в единстве своем"

В том же 1922 году Карсавин публикует две статьи - "О свободе" и "О добре и

зле", а также работу "Восток, Запад и русская идея"

В опыте русской революции снова вставал вопрос об историческом своеобразии пути

России, о национальном призвании русского народа В центре внимания Карсавина

оказалась тема историософская Нет спору, пишет Карсавин в книге "Восток, Запад и

русская идея", препирательства о мировом призвании русского народа, о его

вселенском значении, смирении и исконном христианском чувстве весьма интересны и

"соблазнительны" "Но почему я должен верить поэтической интуиции Ал Блока в его

"Двенадцати" а не Н А Бердяеву или Вячеславу Иванову9 Почему должен предпочесть

западни чество славянофильству9 Поэты и публицисты - народ безответственный,

мотивов своей интуиции изъяснять не склонный В том-то и беда, что все общие

высказывания о русской идее, судьбах культуры и т д не только привлекательны, а

и неизбежны, являясь самим существом жизненного идеала, и что они в истории

лишены обоснованности" На основе сформулированных принципов исторического

анализа Карсавин определяет специфическое задание русской культуры, русскую идею

Он показывает, что задача православной или русской культуры и универсальна, и

индивидуально-национальна Она должна раскрыть, актуализировать хранимые с VIII

века потенции, но раскрыть их путем приятия в себя созданного культурою жадной

(и в этом смысл "европеизации") и восполнения приемлемого своим "Восполнение" и

есть национальное дело, без которого нет и дела вселенского

Отмечая народный и творческий характер революции и споря с пессимистами,

Карсавин говорил "Ожидает или не ожидает нас, русских, великое будущее9 Я-то, в

противность компетентному мнению русского писателя А М Пешкова, полагаю, что да

и что надо его созидать" Созидание это он видел в сотворчестве с Богом

Выпады Карсавина против советской власти не понравились чекистам "Предвижу

скорую для себя неизбежность замолкнуть в нашей печати", - говорит философ в

одном из писем летом 1922 года

Вскоре Карсавина арестовали Прочитав постановление о предъявлении обвинения в

контрреволюции, Карсавин написал на обороте "Настоящее обвинение считаю

основанным на недоразумении и противоречащим всей моей общественной

деятельности"

В тот же день Карсавин узнал и о решении его участи - изгнании из страны "

Эмиграция Будущее России не в эмиграции Часть эмиграции, по моему убеждению,

вернется и сольется с Россией (как сменовеховцы), часть рассеется на Западе и

станет западной, часть некоторое время будет продолжать все более слабеющую

борьбу с Советской Россией"

с изгнанниками на борту Для большинства из высланных насильственная эмиграция

стала страшным ударом Утешались лишь тем, что Советская власть протянет недолго

и тогда можно будет вернуться домой

Карсавин пытался прикрыть горькие чувства самоиронией записал в альбом одной

дамы, что изгнание - это Божья кара ему за нарушение седьмой заповеди ("не

прелюбодействуй"), которую ГПУ "по неопытности" смешало со статьей 57-й

Уголовного кодекса

Вначале он обосновался в Берлине в Штеглице Здесь в издательстве "Обелиск" у

него выходят книги написанная еще в России "Философия истории"

(1923), философская биография "Джордано Бруно" (1923), "Диалоги" (1923) В новом

изложении появляется метафизика всеединства - "О началах", "Опыт христианской

метафизики" (1925) В Берлине Карсавин участвует в деятельности созданной в 1922

году по инициативе эмигрировавших из России философов Религиозно-философской

Академии, выступает с лекциями на тему "Средневековье", публикует статью "Путь

православия" (1923)

В 1926 году Карсавин переезжает в Париж Как он сам говорит об этом времени - в

общение с иностранными учеными кругами не вступал В этот период он издает книгу

"Святые отцы и учители Церкви" (Раскрытие православия в их творениях) (1926),

предназначенную в качестве учебника для русской семинарии, "Церковь, личность и

государство" (1927), публикует статьи на немецком, итальянском, чешском языках,

принимает довольно активное участие в евразийском движении, публикуя статьи в

газете "Евразия" (выходила по субботам в Париже в 1928-1929 годах) Евразийское

движение было определено, с одной стороны, задачами и проблемами новой,

послереволюционной России, а с другой - "осознанием глубокого кризиса

современной европейской культуры Евразийство призывало все народы мира

освободиться от влияния романо-германской культуры Они призывают к созданию

"православной культуры", к возрождению "православного быта", ставят задачу

одухотворения ожившей верой и религиозным сознанием глубин народного бытия

Постепенно в евразийском движении сближались религиозные и политические мотивы,

и вскоре оно в значительной степени трансформировалось в весьма жесткую

политическую идеологию Причем решающая сила в этой трансформации принадлежала

Карсавину, который, прежде не скрывавший своего критического отношения к

евразийству, в 1925-1926 годы становится одним из идеологов движения

Во всем его творчестве чувствуется какая-то упрямая, почти сверхчеловеческая

сила мысли Известно, что из русских философов Карсавин ценил А Хомякова, Ф

Достоевского и С Франка, сознательно опирался на святоотеческую традицию, причем

не на патристику вообще, а на сочинения ев Григория Нисского и ев Максима

Исповедника

Карсавину, как представляется, всегда казались ограниченными ценности

политизированной жизни и мысли Политизированность евразийского движения

неизбежно привела к его внутреннему разложению, с 1929 года Карсавин фактически

порывает с ним

Соборность - центральная проблема главного труда Карсавина "О личности" (1929)

Личность всегда соборна Человек - образ и подобие Святой Троицы В индивидуальной

личности заключено определенное триединство Личность предстает как самоединство,

саморазъединение и самовоссоединение Тварный образ Божьего Триединства - семья

Мать соответствует определенному первоединству ("Отцу" в Божьем Триединстве),

отец соответствует разъединяющему ("Сыну" Пресвятой Троицы), дитя их

воссоединяет Трии-постасное остается одной личностью, как Триипостасный Бог -

Итак, подлинная личность соборна. Карсавин называет ее также симфонической

личностью (симфония и соборность для него - тождественные понятия) Сюда входит и

самая малая социальная группа, и все человечество

Коль скоро индивид не подлинная личность, смерти нет, есть умирание

"Эмпирическая смерть не перерыв личного существования, а только глубокий его

надрыв, несовершенный предел, поставленный внутри дурной бесконечности умирания"

Это твердое убеждение Карсавина "Трагедия несовершенной личности заключается как

раз в ее бессмертии Ибо это бессмертие хуже в нем нет смерти совершенной, а

потому нет совершенной жизни, но - одно только умирание"

Карсавин написал специальный трактат о смерти, где изобразил ужасы "полураспада"

покойника Это диалог с самим собой, аргументы "за" и "против" умирания тела

"52 "Ты не можешь представить себе, что умрешь Никто не может себе этого

представить Тем не менее все умирают"

Я вовсе не утверждаю, что не умру тою смертию, которую умирают все люди Такую

смерть я легко могу вообразить Не могу лишь представить себе, чтобы при этом не

было меня Конечно, и я умру, как все Но это еще не полная, не окончательная

53 "Значит, останется душа"

Нет, не душа, а замирающая и беспредельно мучительная жизнь моего тела,

сначала неодолимо недвижного, а потом неудержимо разлагающегося Холодным трупом

лежу я в тесном гробу Сизый дым ладана Но ладан не заглушает сладковатой вони

разлагающегося трупа Мозг уже превратился в скользкую жидковатую массу, в

гнойник, и в сознании моем вихрем проносятся какие-то ужасные, нелепые образы

В мозгу уверенно шевелятся и с наслаждением его сосут толстые, мне почему-то

кажется, красные черви Разгорается огонь тления, не могу его остановить, не могу

пошевельнуться, но

все чувствую

54 "Можно сократить время твоих адских мучений - сжечь твое тело"

А есть ли в аду такое время9 Если же нет, - лучше ли вечный огонь9 Посмотри в

окошечко крематория от страшного жара сразу вздымается труп и, корчась,

превращается в прах Хорошо ли придумал человеческий разум9

55 "Можно сделать из тебя мумию"

Легче ли мне, если, по земному счислению, мое тело будет гнить не пять, а

тысячу лет9 Вечности моей этим не сократишь И чем мерзкая крыса, которая шлепая

хвостом по моим губам, будет грызть кончик моего мумифицированного носа, лучше

могильного червя9 Быть мощами - особенная мука Кто знает, легче ли она, чем

тление в земле или вечный огонь9

56 "Кончается жизнь тела на земле Кончатся и посмертные муки"

В том-то и дело, что ничего не кончается

60 Вот почему и страшно умереть Смерть не конец жизни, а начало бесконечной

адской муки В смерти все умершее оживает, но как бы только для того, чтобы не

исчезло мое сознание, чтобы всецело и подлинно переживал я вечное мое умирание в

бесконечном умирании мира Разверзается пучина адская, и в ней, как маленькая

капля в океане, растворяется бедная моя

земная жизнь"

За границей Красавин пройдет типичный для русского эмигранта тяжкий путь -

неустроенности, одиночества, безденежья Однажды пробовал даже наняться статистом

на киностудию - способности были наследственные как-

никак сын актера, родной брат знаменитой балерины Тамары Карсавиной, - и

режиссер, посмотрев на него, сразу же предложил роль... профессора философии,

единственную роль, которую он мог играть в жизни.

Но несмотря на все лишения он непрерывно работает, одну за другой пишет книги, в

которых развивает свои взгляды, сводит их в стройную систему. Карсавин

внимательно следит за событиями на родине. Он не может смириться с изгнанием:

"История России совершается там, а не здесь..."

По свидетельству П. П. Сувчинского (мужа средней дочери Карсавина - Марианны

Львовны), в 1927 году Карсавин получил приглашение в Оксфорд, но, к огорчению

всей семьи, этого приглашения не принял. Он был призван в Каунасский университет

на кафедру всеобщей истории. Семья осталась в Париже. Здесь он издает три

философских сочинения: "Пери архон" (Идеи христианской метафизики) (1928), "О

личности" (1929) и "Поэма о смерти" (1932). Быстро выучив литовский, Карсавин

читает лекции на этом языке, целиком отдается занятиям историческими вопросами.

Уже в 1929 году выходят его работы, написанные по-литовски. С 1931 года Карсавин

начинает издавать шеститомное сочинение "История европейской культуры" на

национальном языке.

В 1940 году вместе с университетом Карсавин переселяется в Вильнюс, а после

включения Литвы в Советский Союз его отстраняют от преподавания. Он временно

занимает место директора Вильнюсского художественного музея. Еще раньше Карсавин

привез свою семью из Франции в Литву и поселился в Вильнюсе всем домом. Его даже

прозвали "литовским Платоном". В эти годы Карсавин поставил себе задачу написать

всемирную историю, понятую в свете христианской метафизики, однако этот замысел

остался до конца не осуществленным.

Карсавина арестовали в июле 1949 года и приговорили к десяти годам лишения

свободы. За то, что "являлся одним из идеологов и руководителей белоэмигрантской

организации "Евразия", ставившей своей целью свержение Советской власти".

Евразийство, как его понимал Карсавин, ставило перед собой задачу перебросить

мост от эмиграции на родину, найти общий язык с коммунистами. Перед советской

властью Карсавин никакой вины не чувствовал, именно поэтому он оставался в

Литве, занятой советскими войсками в 1940 и в 1944 годах.

Карсавин был этапирован в Абезь. Абезь - это железнодорожная станция и поселок

неподалеку от Северного полярного круга в автономной республике Коми. Там

находился лагерь для заключенных, предназначенный для тех, кто по возрасту или

по состоянию здоровья был непригоден для работы в каменноугольных шахтах Инты.

В лагере философ пережил необычайный духовный и творческий подъем. В этой связи

вспоминаются его слова: "Тогда мысль и развивается, тогда и становится

свободною, когда ее всемерно угнетают и преследуют" (1929). Здесь в 1951 -1952

годах он пишет целый ряд религиозно-философских сочинений, включая "Венок

сонетов" и "Терцины", в которых находит поэтическое выражение его метафизика, а

также несколько статей: "О Молитве Господней", "О бессмертии души", "Апогей

человечества", "Об искусстве", "По поводу рефлексологии" и еще на литовском

языке: "Дух и тело" и "О совершенстве"

Карсавин говорил, что только в непосредственном общении с Богом человек из раба

становится свободным. Прошла молва о лагерном мудреце, многие незнакомые ему

люди приходили для беседы. Именно заключенные спасли его рукописи и рассказали о

больнице.

Среди собеседников Карсавина были очень интеллигентные люди: искусствовед Пунин,

инженер Ванеев, считавший себя учеником Карсавина, литовский врач Шимкунас. По

просьбе последнего Ванеев сделал скорбную эпитафию скончавшемуся мудрецу. "Лев

Платонович Карсавин, историк и религиозный мыслитель. В 1882 г. родился в

Петербурге. В 1952 г., находясь в заключении в режимном лагере, умер от

милиарного туберкулеза. Л.П. Карсавин говорил и писал о Тройственно-едином Боге,

который в непостижимости Своей открывает нам Себя, дабы мы через Христа познали

в Творце рождающего нас Отца. И в том, что Бог, любовью превозмогая Себя, с нами

и в нас страдает нашими страданиями, дабы и мы были в Нем и в единстве Сына

Божия обладали полнотой любви и свободы. И о том, что само несовершенство наше и

бремя нашей судьбы мы должны опознать как абсолютную цель. Постигая же это, мы

уже имеем часть в победе над смертью чрез смерть. Прощайте, дорогой учитель.

Скорбь разлуки с Вами не вмещается в слова. Но и мы ожидаем свой час в надежде

"быть там, где скорбь преображена в вечную радость". Шимкунас одобрил текст,

свернул лист в трубку и вложил в флакон

с плотной крышкой.

Лев Платонович Карсавин был похоронен в приполярной тундре, среди множества

безымянных холмиков. На груди его лежали два креста: один, свинцовый, -

православной веры, данной с рождения, и другой - черный, с миниатюрным

распятием, его подарил перед смертью католический священник. Это был символ:

Восток и Запад в Карсавине соединились в единой вере. Исполнилось заветное

желание Христа на Тайной вечере: "Да будет все едино"

Любимое выражение Карсавина - "спирали мысли". Они, эти виртуозные "спирали",

уводили его от сухой схоластики. Удивляя своими парадоксами, он писал помимо

научных трудов и философских трактатов и лирические книги-медитации о любви и

смерти, и стихи, мучился всеми проблемами современности. Особенно волновала его

Лев Платонович Карсавин

Из всех больших российских мыслителей, создавших собственные философские системы, Лев Платонович Карсавин, пожалуй, и по сей день остается самой малознакомой фигурой на своей родине. Чтобы явление таких масштабов было настолько неведомым - даже в сравнении с другими философами, чье творчество также не допускали до нас, скажем, Флоренским или Бердяевым, - нужны основательные причины.

Все это так - и однако откладывать изучение творчества Карсавина больше уже нельзя. Всерьез и надолго возвращаясь к наследию русской мысли, мы должны вдуматься в хитросплетения карсавинского пути - и суметь в них увидеть результат отношений философа с его временем.

Эта работа для понимания нелегка, и многие, верно, предпочли бы ей что–либо попроще: почитать о жизни наших философов, о расцвете русской культуры и последовавшем ее разгроме, о бедствиях эимграции… Но этого, увы, мало сегодня. Духовное возрождение, которого мы чаем для России, которому призвана служить и эта философская серия, требует реального избавления от старых догм, требует усилия и труда. Не в последнюю очередь, нам предстоит ныне возрождать и опасно ослабнувшие, подточенные навыки самостоятельного мышления. И вряд ли что–нибудь будет еще полезней для этой цели, нежели вдумчивое чтение трудов Льва Платоновича Карсавина, русского философа, родившегося в 1882 году в городе Санкт–Петербурге, скончавшегося в 1952 году от туберкулеза в приполярном лагере Абезь, близ Инты.

В отличие от многих старших соратников по русской религиозной философии (Бердяева, Булгакова, Франка и др.), Карсавин не испытал на своем пути коренной смены убеждений, глубинного кризиса или перелома. В молодости у него не было, кажется, даже кратковременного периода увлечений общественной и политической деятельностью, хотя еще недавно в среде русской интеллигенции миновать подобный период было почти невозможно. Общественная атмосфера менялась. Новую притягательность приобретали наука и культура, где сразу во многих сферах зарождался мощный подъем. К поколению Карсавина принадлежали участники символического движения, создатели новой живописи, философы, с самого начала стремившиеся не только (или даже не столько) к проповеди неких истин, но и к владению методом, к искушенному профессионализму: Флоренский, Ильин, Шпет, Степун. И собственные его склонности с ранних лет направлены были к ученому поприщу.

«Уже в старших классах гимназии в нем явственно виден был будущий ученый», - пишет в своих мемуарах его знаменитая сестра, прославленная балерина Тамара Карсавина. (Эти мемуары, «Театральная улица», написанные ею по–английски, были изданы у нас в переводе в 1971 году, хотя, увы, большинство упоминаний о брате оказалось при этом выпущено). Брат и сестра были единственными детьми, и в семействе сложилось чёткое разделение отцовской и материнской линий. Тамара, Тата, была «папина дочка», предмет особого вниманья отца, пошедшая по его стопам: Платон Константинович Карсавин (1854-1922) был известным танцовщиком Мариинского театра, учеником корифея петербургского балета Мариуса Петипа. А Лев «пошел в мать»: она была склонна к размышлениям, серьезному чтению, вела французские тетрадки своих «Мыслей и изречений», а что еще важнее - была двоюродной племяницей А. С. Хомякова, знаменитого философа и основателя славянофильства. Сие славное родство много значило для нее, она верила и надеялась, что Лев через нее унаследовал нечто от дарований великого родича и в будущем явится его продолжателем. Эти ожидания оправдались: философия Карсавина действительно многими прочными нитями связана с Хомяковым…

Окончив гимназию с золотой медалью, потом историко–филологический факультет Петербургского университета, Карсавин становится историком–медиевистом, одним из большой плеяды учеников H. M. Гревса, «самым блестящим из всех», как тот впоследствии отзывался. Его область - религиозные движения в Италии и во Франции в эпоху позднего средневековья. Получив по окончании университета двухгодичную командировку за границу, он занимается в библиотеках и архивах этих стран кропотливыми разысканиями - по истории францисканского монашества, а также ересей вальденсов и катаров. Итогами этих штудий стали два больших сочинения - «Очерки религиозной жизни в Италии XII–XIII веков (1912) и «Основы средневековой религиозности в XII–XIII веках, преимущественно в Италии» (1915). Но если первое из них вполне отвечает привычному типу капитальной исторической монографии, то второе никак уже не укладывается в этот тип. Сегодня мы сказали бы, что этот труд, равно как и примыкающие к нему статьи Карсавина, принадлежит не истории, а культурологии. Хотя и тут перед нами изобилие фактов, живого конкретного материала, но все это сейчас занимает автора не само по себе: его проблема - реконструкция средневекового человека и его мира. Выявляя и анализируя структуры средневекового уклада, мышления, психики, он стремится с их помощью увидеть картину прошлого не плоско–фактографически, а объемно, в ее внутренней логике. И на этом пути он во многом предвосхищает и подход, и выводы будущей культурологии, впервые вводя в рассмотрение те пласты материала и ту проблематику, что станут предметом острого интереса исследователей во всем мире полвека спустя, в 60–ё и 70–е годы. Вся эта его первопроходческая деятельность несправедливо забыта ныне, и переиздание его важнейших исторических трудов - явный долг наших историков.

Вместе с тем и культурология - только промежуточный этап в творческой эволюции Карсавина. Чем дальше, тем сильнее сказывается философский склад его мысли; и, непрерывно расширяя горизонт своих размышлений, он обращается к общим проблемам исторического познания и метода, к философии истории - неуклонно приближаясь к области чистой метафизики. В это же время в его трудах возникают, чтобы остаться надолго, еще две важные темы - религиозная и национальная. Их появление связано и с внутренними, и с внешними факторами. Можно не сомневаться, что и раньше, еще не став темами творчества, они присутствовали в кругу размышлений Карсавина: ибо это постоянные темы русской мысли, и в первую очередь темы славянофильства, темы Хомякова, с памятью о котором, «в тени» которого Карсавин рос с детства. Когда же начались судьбоносные революционные годы, тема о судьбе России естественно вышла на поверхность, и в современном обличье - как тема о смысле и перспективах революции - сделалась одной из насущных рабочих тем. Уже в первой из посвященных ей работ,«Восток, Запад и русская идея» (Пг., 1922), Карсавин утверждает творческий и народный характер революции, язвительно полемизируя с отпевавшими страну пессимистами, среди множества которых оказался тогда и Горький: «Ожидает или не ожидает нас, русских, великое будущее? Я–то, в противность компетентному мнению русского писателя А. М. Пешкова, полагаю, что да и что надо его созидать».

Но, с другой стороны, осмысление происходящего было для него невозможно вне религиозного подхода, религиозных категорий. Современная тема выводила к теме религиозной - второй из упомянутых новых тем. Обращению к ней содействовало и то, что в новой России церковь из прежнего полуказенного института сразу стала притесняемой и гонимой. Карсавин был человек вольнолюбивый и непокорный, готовый противостоять любому диктату, всегда предпочитавший двигаться против течения. И если прежде он, принимая основы христианского миросозерцания, в то же время называл себя вольнодумцем и был, казалось, далек от роли богослова и проповедника, то после революции он делается профессором Богословского института и читает проповеди в петроградских храмах. В эту же пору он выпускает и первый труд не на темы истории, дав ему нарочито благочестивое название «Saligia или… душеполезное размышление о Боге, мире, человеке, зле и семи смертных грехах» (Пг., 1919) и с первых же строк избирая стиль духовной беседы: «Любезный читатель, к тебе обращаюсь я в надежде, что ты веришь в Бога, чувствуешь Его веяние и слышишь Его голос, говорящий в душе твоей. И если не обманывается моя надежда, подумаем вместе над записанными мною мыслями…» Здесь был вызов - и он не остался незамеченным. В журналах «Печать и революция», «Под знаменем марксизма» и др. появляются рецензии на работы Карсавина, не оставляющие желать лучшего по части сокрушительного отпора идейным проискам.

«Средневековый фанатик», «ученый мракобес», «сладкоречивая проповедь поповщины», «галиматья», «бессмысленные теории»… - такие оценки встречают Карсавин и его творчество в этих рецензиях. И в свете этой тонкой критики нас не удивляет сообщение Карсавина в одном письме, которое он пишет летом 1922 года: «…предвижу скорую для себя неизбежность замолкнуть в нашей печати». Высказанное тут предвидение очень скоро оправдалось с лихвой: уже осенью того же года Карсавину пришлось не только «замолкнуть в нашей печати», но и покинуть пределы Родины. Вместе с большой группой в 150–200 человек, куда были собраны виднейшие представители немарксистской мысли и небольшевистской общественности (как то: Помгола, кооперации, независимой прессы), он был выслан в Германию.

Событие высылки ученых еще ждет своего анализа. Восстановить его подробности и оценить все масштабы его последствий для русской культуры, для общественной атмосферы было бы очень нужно сегодня. Здесь же мы только скажем, что для Карсавина, как и для большинства высланных, изгнание явилось тяжким ударом. Он был принципиальным противником акта эмиграции и, оказавшись на Западе, не переставал подчеркивать: «…история России совершается там, а не здесь». Говорил он и о бессмыслице, опустошенности, которые несет с собой эмигрантское существование; и задолго до «Бега» М. Булгакова приводил как их символ и самый яркий пример устройство тараканьих бегов в Константинополе.

Его жизнь в изгнании следовала типичной эмигрантской географии - Берлин, потом Париж - и протекала в не менее типичных эмигрантских мытарствах (в череде коих был и эпизод, когда Лев Платонович попробовал быть статистом на киностудии, и увидевший его режиссер тут же предложил ему роль… профессора философии. Наружностью он очень напоминал кстати, Владимира Соловьева). Обстоятельства изменились в 1928 году, когда Каунасский университет в Литве пригласил его занять кафедру всеобщей истории. Литва прочно становится его домом - тут он остается до самого своего ареста в 1949 году.

Между тем в эти же бурные и напряженные двадцатые годы, еще до обретения относительной стабильности в Литве, он целиком успевает развить и свою философскую систему. Важно вглядеться в ее истоки, в ту почву, на которой она возникла, - это в значительной мере объяснит нам ее особенности. Как мы уже говорили, Карсавин подходил к философии от исторической проблематики, которая непрерывно эволюционировала у него вглубь и вширь, от исследования конкретных явлений - к размышлениям над структурой и смыслом истории. Неизменно и твердо эти размышления строились у него в религиозном ключе, на почве христианского миросозерцания. Поэтому совершенно закономерно, что его первым значительным философским трудом стал опыт христианской философии истории. Сразу же после своей высылки он выпускает в свет в Берлине большую монографию «Философия истории», написанную еще в России.

В системе философских воззрений философия истории - один из частных разделов; центральный же, сердцевинный раздел - онтология, учение о бытии и об Абсолютном. Тем не менее из книги Карсавина отчетливо выступают и определенные онтологические позиции. Они ясно показывают, что его философская мысль движется в русле российской метафизики всеединства, основы которой были заложены Хомяковым и Владимиром Соловьевым.

Метафизика всеединства - главное, если не единственное из возникших в России оригинальных философских течений. К нему принадлежали, вслед за Хомяковым и Соловьевым, наиболее крупные из русских философов, создателей самостоятельных философских систем; Е. Трубецкой, П. Флоренский, С. Булгаков, С. Франк, Н. Лосский. Их системы весьма различны и вовсе не образуют одной узкой школы; но общее у них то, что все они имеют в своей основе понятие или, скорее, символ всеединства. Суть этого понятия не так легко передать в популярной статье. Что есть всеединство? Это некоторый идеальный строй или гармонический лад бытия, когда оно устроено как совершенное единство множества: в совокупности его элементов каждый тождествен целому, а отсюда - и всякому другому элементу. Ясно, что это описание противоречиво: как может быть часть тождественна целому? Именно поэтому всеединство - не обычное понятие, которому можно дать законченное, логически правильное определение. Это неисчерпаемый объект философской рефлексии, в который, как и в другие фундаментальные реальности философского опыта, философия вдумывается без конца, раскрывает его в новых терминах и основых сторон, однако не может полностью выразить его антиномическую природу. Начиная еще с античности, когда философский разум хотел передать способ организации, принцип устроения совершенного бытия, он неизменно приходил к всеединству; и русская религиозная философия - органическое продолжение и творческое развитие этой древней традиции.

Философия Карсавина создавалась последней из систем русской метафизики всеединства. Как и для всякого крупного мыслителя, такое положение для него означало не преимущество (возможность двигаться в проторенном русле, опираясь на идеи предшественников), а, напротив, источник трудностей, ибо грозила опасность оказаться вторичным, зависимым, неоригинальным. И как всякий крупный мыслитель, он сумел эти трудности преодолеть. Система Карсавина отличается яркой самостоятельностью, внося в традицию целый ряд принципиально новых моментов. Карсавин с самого начала по–новому, по–своему подходил к решению исходной проблемы всякой системы всеединства: где видеть основной прообраз, так сказать, базисную модель всеединства, как определенного принципа организации сущего? Предшественники - Соловьев, Флоренский и другие - в качестве таковой модели рассматривали «мир в Боге»: не что иное, как древний «мир идей» философии Платона, приспособленный к понятиям христианской эпохи - трактуемый как совокупность замыслов Творца обо всех вещах и явлениях. Карсавин же ищет иные модели, более конкретные, приближенные к здешней реальности. Помимо того, и сама интуиция о всеединстве получает у него существенное развитие и обогащение. Принцип всеединства характеризует реальность в ее статическом аспекте - как некое пребывание. Карсавину же как историку всегда было свойственно видеть реальность динамически, под знаком развития, процесса; а эти ее стороны не отражались достаточно в принципе всеединства. Поэтому в дополнение к данному принципу он вводит другой - универсальный принцип становления, изменения реальности. Этот принцип - «триединство», или же совокупность трех единосущных, но взаимно упорядоченных ступеней, которые Карсавин называет обычно «первоединство - разъединение - воссоединение» и которые описывают как некое (любое) единство, пройдя через саморазъединение, вновь само–воссоединяется. Читатель здесь сразу, конечно, вспомнит знаменитуую триаду диалектики Гегеля: тезис - антитезис - синтез. Сближение двух триад вполне правомерно, но следует уточнить: философия Гегеля - лишь завершающее звено древней, идущей из античности, от неоплатонизма Плотина и Прокла, цепи философских систем, основанных на принципе триады как на универсальном принципе бытийной динамики. И в этой цепи Карсавин сближает свою концепцию триединства не столько с гегелевской триадой (как большинство русских философов, начиная с Хомякова, он ощущал чуждым себе гегелевский пафос самодовлеющего отвлеченного мышления), сколько с идеями одного из главных предшественников Гегеля, знаменитого философа Возрождения Николая Кузанского (1401 - 1464). Но более важный момент - это связь двух принципов. Карсавин подчиняет всеединство триединству, включая его в трехступенчатый процесс разъединения–воссоединения: всеединство у него - как бы «моментальный срез» триединства, принцип строения разъединяющегося–воссоединяющегося единства на любой стадии, «в любой момент» (хотя надо помнить, что весь трехступенчатый процесс совсем не обязательно протекает во времени).

В итоге философия Карсавина оказывается уже не просто очередною из «систем всеединства». В ее основе - более богатая, крепко сколоченная онтологическая структура из двух взаимосвязанных принципов: принципа триединства, описывающего динамику реальности, и принципа всеединства, описывающего ее статику. Именно для этой цельной структуры им и отыскивается «базисная модель», о которой мы говорили выше; и не удивительно, что она оказывается отличной от «мира в Боге» прежних систем. Окончательное решение было найдено отнюдь не сразу. Три главных философских труда Карсавина - «Философия истории» (1923), «О началах» (1925), «О личности» (1929) - отражают три пройденных им этапа поисков.

Естественно, что в «Философии истории» он примеряет свои философские интуиции к исторической реальности и находит тут, что принципам триединства и всеединства подчиняется исторический процесс, а наряду с ним и процесс психический, стихия жизни сознания. Затем сфера применения принципов расширяется: в «О началах» на их основе уже описываются оба фундаментальных предмета метафизики, Абсолютное (Бог) и сотворенный мир. Космос. В этой книге Карсавин впервые представляет свои воззрения как новую цельную систему религиозной философии. Но применение принципа всеединства, как и принципа триады, к учению о Боге и мире само по себе еще не было чем–то новым и не давало какой–либо оригинальной «базисной модели» онтологической структуры. Такая модель была выдвинута Карсавиным только на следующем этапе, в книге «О личности». Это его главный труд, финальный синтез его философской мысли. В основе книги - ключевая идея: онтологическая структура триединства–всеединства осуществляется в личности, описывает строение и жизнь личности. Благодаря этой идее метафизика всеединства воспринимала и ставила во главу угла концепцию личности; и это превращение ее в философию личности - важнейшее, что внес Карсавин в нашу старую традицию всеединства.

Разумеется, здесь перед нами - христианская философия личности. В согласии с догматам христианства, понятие личности у Карсавина прилагается в первую очередь не к человеку, а к Богу. Человек же является личностью лишь несовершенно, зачаточно; но цель и смысл его жизни состоят в приобщении к полноте божественного бытия, а стало быть, и в становлении истинной личностью, «лицетворении», как пишет Карсавин. Легко уловить созвучность этих идей нашим привычным представлениям о личности. Карсавин проницательно замечает, что по этим представлениям личность для человека - предмет, скорее, стремления, чем. обладания: то, чем и я, и всякий другой желали бы быть, но, увы, можем и не являться. Так сегодняшние наши понятия выдают свой религиозный исток: желание обмирщенного человека быть личностью - гаснущий отсвет христианского идеала обожения, стремления и долга человека стать Богом. А весь этот круг мыслей и построений Карсавина, без сомнения, и поныне сохраняет ценность и интерес, составляя актуальную, даже злободневную часть, его философского наследства. Проблема личности сегодня - одна из ключевых наших духовных проблем.

Вернемся в заключение к личности и судьбе философа. В 1940 году он переезжает из Каунаса в Вильнюс вслед за университетом и по окончании войны возобновляет преподавание в нем. Однако профессорствовать ему оставалось недолго. В 1945–1946 годах ему разрешено было читать единственный курс, эстетику, а потом он был и совсем отстранен от преподавания. Года два он еще работал директором Художественного музея в Вильнюсе - и последовал арест. После следствия и суда осенью 1950 года он был этапирован в Абезь, инвалидный лагерь вблизи обширного комплекса лагерей Инты: в следственной тюрьме у него открылся туберкулезный процесс.

Вглядываясь в судьбу настоящего мыслителя, всегда создается впечатление, что ее черты несут отпечаток его духа, внешнее подчиняется внутреннему. Карсавин был мыслителем парадоксального склада. Его влекло к парадоксам, и он щедро уснащал ими и свои философские построения, и свою беседу. Это явно передалось его биографии - она насыщена парадоксами не менее, чем его виртуозные «спирали мысли» (любимое его выражение). Не составляет исключения и последний, трагический период. Заключение в лэгерь принесло вспышку, взлет его творчества - это ли не парадокс?! За два неполных года в бараках Абези им создано не менее десяти сочинений, включая изложение сути, квинтэссенции своей философии в форме… венка сонетов и цикла терцин. Разумеется, эти сочинения объемом невелики, но глубина и острота мысли в них нисколько не изменяют ему. И еще одно, не менее удивительное. Лагерь стал и тем периодом в его жизни, о котором мы знаем подробнее и больше всего. Главная причина этому такова: в лагере он встретил Ученика.

А. А. Ванеев (1922–1985) был далеко· не заурядным человеком. Талантливый инженер, попавший в лагерь совсем молодым и ставший там верующим христианином, он с жаром отдался духовному научению и, найдя его у Карсавина, навсегда сохранил верность учителю и его системе. «Я никогда не встречал человека, который был бы настолько погружен в мир идей своего учителя, - пишет о нем былой солагерник, австрийский философ. - Карсавин был его наставником в истории, философии, религии, в латыни и греческом языке… и сама Платонова академия не могла бы иметь более благодарного ученика… Он мог часами читать наизусть лагерные сочинения Карсавина. Но при этом он не только был полон его словом, прочтенным или услышанным; после смерти Карсавина он продолжал развивать его мысли, достраивать его метафизическую систему». А. А, Ванеев оставил свои лагерные воспоминания «Два года в Абези». Однако о самом авторе, о его жизни там говорят только немногие скупые фразы. В центре воспоминаний - Лев Платонович Карсавин. Итак - слово Ученику.

«… Отдохнув, Карсавин нашел время, когда мог работать. После завтрака он устраивался полусидя в кровати. Согнутые в коленях ноги и кусок фанеры на них служили ему как бы пюпитром. Осколком стекла он оттачивал карандаш, неторопливо расчерчивал линиями лист бумаги и писал - прямым, тонким, слегка проявлявшим дрожание руки почерком. Писал он почти без поправок, прерывал работу лишь для того, чтобы подточить карандаш или разлиновать очередной лист. Прежде всего был записан Венок сонетов, сочиненный на память в следственной тюрьме… Закончив работу над Сонетами, Карсавин продолжил стихотворное выражение своих идей в Терцинах, после чего написал Комментарий к своим стихам… Благоприятное для работы время было непродолжительно. Около 11 часов начинался врачебный обход. Тогда Карсавин убирал в тумбочку все, что относилось к письменной работе, читал, если было что читать, разговаривал… и вообще всю остальную часть дня проводил так, же как это делали все. Люди, окружавшие его, видели в нем чудаковатого старика, писавшего от безделья или ради привычки».

«Во всем, что говорил Карсавин, меня притягивала некая особая, до этого неведомая существенность понимания. Карсавин умел говорить, нисколько не навязывая себя. О вещах, самых для него серьезных, он говорил так, как если бы относился к ним несколько шутливо. И, пока он говорил, сдержанно–ласковая полуулыбка на его лице и алмазный отблеск в теплой черноте глаз как бы снимали расстояние между ним и собеседником. Когда же он углублялся в себя, взгляд его приобретал сосредоточенность, не замыкался в себе, а проходил через окружающее насквозь, как бы за пределы видимого. Так же и в том, что он писал… Наше «здесь» становилось для него прозрачным, но никогда не призрачным. Именно в этом способ духовной работы Карсавина. В его умозрениях мир остается самим собой и ничего не теряет, но подвергается новому осмыслению».

Но дни философа были уже сочтены. Его туберкулез быстро прогрессирует, и названия частей в Воспоминаниях - этапы его схождения по ступеням лагерной медсистемы: Стационар - Полустационар - Изолятор для безнадежных. Близились последние часы.

«Когда я пришел на другой день, Карсавин сказал мне бодрым голосом:

Ко мне приходил ксендз, литовец. Я исповедался ему на литовском языке. Видите, как Бог через вас придумал устроить.

Карсавин лежал навзничь, руки поверх одеяла. В разрезе незастегнутой рубашки я увидел, что на его груди лежали два креста - один мой, свинцовый, а второй - черный, блестевший миниатюрным распятием. Я удивился и спросил:

Зачем на вас два креста?

Он посмотрел на меня чуть виновато.

Это Свентонис, - сказал он, - приходил после исповеди. Поздравлял и захотел подарить мне крест. Я не возражал, чтобы его не огорчить. Пусть будут два.

В отношении Карсавина Восток и Запад как бы готовы были снять свои разногласия».

Карсавин скончался 20 июля 1952 года. В его последние дни с ним было двое близких: кроме А. А. Ванеева, Владас Шимкунас, врач–литовец, работавший в лагерной больнице патологоанатомом. С этой последней подробностью связан поразительный эпизод, которым мы и закончим наш рассказ.

«Шимкунас пришел потому, что задумал некое дело и хотел, чтобы я ему помог. Дело было вот в чем. Как сказал Шимкунас, умерших в лагере хоронят в безымянных могилах, на каждой ставят только колышек с условным номером. Такие опознавательные знаки недолговечны, и определить впоследствии, кто где похоронен, невозможно. А рано или поздно придет такое время, когда о Карсавине вспомнят и, возможно, захотят найти его останки. Есть простой способ, чтобы прах Карсавина можно было опознать. Когда будут делать вскрытие тела Карсавина, нужно вложить во внутренности герметически закрытый флакон с запиской, в которой было бы сказано, кто такой Карсавин. Шимкунас хотел, чтобы эту записку написал я».

«Я не сразу ответил Шимкунасу, т. к. мои чувства как бы раздвоились от его слов. В его предложении, во всей этой продуманности было нечто чудовищное. С другой стороны, в том же самом было нечто трогательное. Обстановка не позволяла, чтобы на могиле Карсавина, как нам этого бы хотелось, был воздвигнут памятник с подобающей надписью. Вместо памятника Шимкунас предлагал, чтобы была написана тайная эпитафия, предназначенная лежать захороненной вместе с человеком, кому она посвящена… Я принял идею Шимкунаса и согласился на его предложение.

Я напишу, - сказал я, - но мне надо собраться с мыслями. Найдут ли когда–нибудь эту записку или не найдут, на мне ответственность на все времена за каждое слово».

«Мысленным зрением и слухом я вызывал в памяти встречи с Карсавиным, и его голос, и его слова, и наши прогулки по ущелью между угольной насыпью и стеной больничного барака. И, наконец, последнее прощание с ним сегодня утром в морге… Что было мне написать? Нужны были слова, которыми выразилась бы значительность личности Карсавина и которые были бы словами прощания с ним. Вот какой вышла, насколько помню, тайная эпитафия. «Лев Платонович Карсавин, историк и религиозный мыслитель. В 1882 г. родился в Петербурге. В 1952 г., находясь в заключении в режимном лагере, умер от миллиарного туберкулеза. Л. П. Карсавин говорил и писал о Тройственно–едином Боге, Который в непостижимости Своей открывает нам Себя, дабы мы чрез Христа познали в Творце рождающего нас Отца. И о том, что Бог, любовью превозмогая Себя, с нами и в нас страдает нашими страданиями, дабы и мы были в Нем и в единстве Сына Божия обладали полнотой любви и свободы. И о том, что само несовершенство наше и бремя нашей судьбы мы должны опознать как абсолютную цель. Постигая же это, мы уже имеем часть в победе над смертью чрез смерть. Прощайте, дорогой учитель. Скорбь разлуки с Вами не вмещается в слова. Но и мы ожидаем свой час в надежде быть там, где скорбь преображена в вечную радость».

«Немного погодя после того, как я кончил писать, пришел Шимкунас. Я подал ему лист с текстом. Шимкунас читал не торопясь и, видимо, взвешивая мысленно каждое слово. Наконец он сказал, что, по его мнению, паписано, в общем, то, что нужно.

У него заранее был припасен флакон из темного стекла. Свернув лист с тайной эпитафией в плотный рулончик, Шимкунас вложил этот рулончик во флакон и при мне накрепко закрыл флакон завинчивающийся крышкой».

«В акте вскрытия, в этом акте врачебной некромании, флакон… был вложен в разрезанный труп. С этого момента и навеки прах Карсавина имеет в себе памятник, стеклянная оболочка которого способна противостоять гниению и разложению, сохраняя написанные - не золотыми буквами на камне, а обычными чернилами на бумаге - слова свидетельства о человеке, останки которого захоронены в земле безымянной могилы».

Вдумаемся в этот рассказ: сквозь мрачный гротеск лагерного бытия здесь просвечивает иное. У русских философов мы не раз встретим мистическую интуицию о том, что участь тела после кончины небезразлична в судьбе человека, несет таинственный смысл. Об этом говорили и Федоров, и Флоренский, но, может быть, решительнее всего - Карсавин. Он учил, что нет вообще отдельной «души», что личность выступает нерасчленимою цельностью во всей судьбе своей, как временной, так и вечной. Но что же значит «тайная эпитафия»? Сжатая формула мысли философа осталась слитою с его прахом; и духовно–телесное единство в некоем смысле не разорвано смертью. Поистине неисповедимым путем кончина Карсавина являет подтвержденье его учения: истинная кончина философа.

«Кладбище, где похоронен Карсавин, расположено в стороне от поселка. Оно состоит из множества холмиков, на которых не написаны ничьи имена. Вокруг кладбища - плоская, однообразная тундра, безвидная земля. Больше всего здесь неба. Ясная голубизна, с прозрачно белеющими облачками охватывает вас со всех сторон красотою небес восполняя скудость земли».

С. С. Хоружий

Из книги Вера в горниле Сомнений. Православие и русская литература в XVII-XX вв. автора Дунаев Михаил Михайлович

Андрей Платонович Платонов Андрей Платонович Платонов (Климентов; 1899–1951) вошёл в литературу, балансируя на краю соцреализма. Революционная романтика его, во всяком случае, весьма привлекала. Но писатель с таким своеобразнейшим видением мира не сумел бы никогда

Из книги Saligia. Noctes Petropolitanae (сборник) автора Карсавин Лев Платонович

Лев Карсавин Saligia

Из книги Богословие личности автора Коллектив авторов

Лев Карсавин. Личность как полнота бытия и православная мысль 1. Всеединство и персонализм: Карсавин в сравнении с современниками Карсавина можно назвать философом персонализма и всеединства. В этой статье я хочу показать уникальность философии Карсавина с

Из книги автора

1. Всеединство и персонализм: Карсавин в сравнении с современниками Карсавина можно назвать философом персонализма и всеединства. В этой статье я хочу показать уникальность философии Карсавина с исторической точки зрения – в сравнении с современниками, а также с

Лев Платонович Карсавин (1.12.1882 - 12.7.1952) - историк культуры, философ, поэт, знаток религиозных учений европейского Средневековья. Получил историческое образование в Петербургском университете. Профессор историко-филологического института (с 1912) и университета (с 1916) в Петербурге.

В 1922 выслан за границу. С 1928 профессор университета в Каунасе, в 1940-46 в Вильнюсе, с 1941 г. одновременно преподавал в Художественном институте. Короткое время работал в Художественном музее. Стремился к созданию целостной системы христианского миросозерцания под влиянием раннехристианских учений (патристика, Ориген),а также русской религиозной философии 19 в., особенно В.С.Соловьева.

Категория Всеединства, введённая последним, у Карсавина трактуется как динамический принцип становления, «возрастания бытия» и, следовательно, как фундаментальная категория исторического процесса: любое сущее не столько «есть», сколько «становится», оказываясь одной из реализаций Всеединства.

Понимаемый таким образом историзм выступает универсальным принципом метафизической системы Карсавина, что придаёт ей известное сходство со схемой диалектического процесса у Гегеля. На основе философии истории и в зависимости от неё строятся др. разделы системы Карсавина: гносеология, этика, учение о личности и т.д.

Работы раннего периода, основывающиеся на обширном материале исторических источников, посвящены истории средневековых религиозных течений и духовной культуры средневековья.

В 1944 г. отстранен от преподавания в университете, уволен из музея. В 1949 г. уволен из Художественного института, арестован, обвинен в участии в евразийском движении и подготовке свержения советской власти.

В марте 1950 г. приговорен к десяти годам исправительно-трудовых лагерей. Умер в заключении в поселке Абезь Коми АССР 20 июля 1952 г.

Книги (14)

Saligia. Noctes Petropolitanae (сборник)

Л.П. Карсавин — подлинный столп православной российской философии ХХ в., человек сложной, трагической судьбы — и удивительно чистой, прекрасно традиционной философской концепции.

Сборник «Saligia. Noctes Petropolitanae» — значительная часть творческого наследия Карсавина. Именно здесь его основная, классическая идея божественного Всеединства и единения человека с Богом получает наиболее полное развитие — и достигает высочайшей степени убедительности...

«Saligia, или Весьма краткое и душеполезное размышление о Боге, мире, человеке, зле и семи смертных грехах» — первая философская работа Льва Карсавина, во многом незрелая, но сфокусировавшая в себе основные темы его мысли. И основные темы мысли как таковой — «первые и последние вещи» как видно из названия — Бог, мир, человек, зло.

«Noctes Petropolitanae» («Петрополитанские ночи») Льва Карсавина представляют собой диалоги автора и Любви. Любовь как основа всего, как самая суть Бога и земная любовь как отображение света Вечной Любви — основная мысль автора.

Восток, Запад и русская идея

В брошюре «Восток, Запад и Русская идея» Карсавин рассматривает проблему особенности русского духа, Русский народ, говорит он, есть единые во множестве народы, подчиненные великорусской нации.

Русские люди станут великими в будущем, которое они должны построить. Они велики и в том, что они уже сделали, — в их государственной организации, духовной культуре, церкви, науке, искусстве.

Джордано Бруно

Работа Л.П. Карсавина «Джордано Бруно» представляет собой не просто историко-философский и биографический очерк об одном из крупнейших мыслителей итальянского Ренессанса.

В этой небольшой книге, опубликованной в Берлине в 1923 году, ставятся и решаются две фундаментальные для исследователя задачи — разоблачение и снятие устоявшихся в обыденном (даже в обыденно-философском) сознании стереотипных представлений, «мифов» о Бруно и диагностика скрытых причин общекультурного кризиса, неизбежно сопровождающего, по мнению автора, европейскую цивилизацию Нового времени.

Анализируя удручающие черты современной ему эпохи «прогресса» и тотального отчуждения человека, Карсавин отталкивается от исполненных внутренних противоречий личности и философии Бруно, который в глазах автора становится фигурой, максимально отчетливо выражающей собой все величие и всю трагедию Возрождения.

История европейской культуры. Т. 1. Римская империя, христианство и варвары

«История европейской культуры» Л.П. Карсавина — исследование западноевропейской, а отчасти и восточноевропейской культуры от ее зарождения в римскую эпоху вплоть до XVIII — XIX вв. Первую часть этого труда и представляет собой том «Римская империя, христианство и варвары», в котором Л.П. Карсавин дает общий обзор событий истории и культуры Европы с III в. н. э. до середины VIII в. н. э., вместе с тем делая большие экскурсы в более раннюю историю Римской империи, античного и западноевропейского (варварского) мира. Будучи частью большого произведения, данный том, вместе с тем, представляет собой самостоятельное произведение, достаточно законченное по форме и может быть предметом специального исторического интереса для специалиста-антиковеда.

Исследуя период III-VIII вв. и рисуя картину этого перехода как единого целого, Л.П. Карсавин следует традиции западноевропейской науки XVIII-XIX вв. (например, Л. де Тиллемон, Эд. Гиббон, Н.Д. Фюстель де Куланж и др.) и предвосхищает новые направления исторической науки XX в. (Дж. Бьюри, А. Джоунз, Р. Ремондон, Э. Корнеманн, Дж. Эм. Уолесс-Хедрилл).

Католичество

Написание «Католичества» было для автора переходным звеном от истории культуры и религии к собственной религиозной философии. Печать переходности ощутима на этой книге, которая является и объективным очерком христианского вероисповедания и вехой на духовном пути самого автора.

В этом труде Карсавин подытожил результаты своих научных исследований о католицизме, создав собственное философское видение последнего.

Культура Средних веков

Книга известного русского религиозного философа и историка-медиевиста Л.П. Карсавина раскрывает «стихию жизни» Средневековья, в ярчайших проявлениях философской и религиозной мысли, экономического и политического развития Италии, Германии и Франции.

Малые сочинения

Творчество Льва Платоновича Карсавина (1882-1952) органически входит в традицию христианской философии, что была начата в России трудами Хомякова и Владимира Соловьева. Карсавин словно связует концы и начала этой традиции.

Мысль Карсавина — не из тех учений, за которыми, безраздельно им доверяясь, следуешь до конца. Но, ставя глубокие вопросы, давая язык для обсуждения — и в то же время побуждая к несогласию, спору — она как нельзя лучше будит нашу мысль, толкает ее к живой собственной работе.

Монашество в средние века

Работа Л. П. Карсавина «Монашество в средние века» вышедшая в 1912 г., - первая и до сих пор единственная обзорная книга на русском языке по истории средневекового монашества в Западной Европе.

В ней рассматриваются такие вопросы, как истоки монашества, распространение устава св. Бенедикта, рыцарские и нищенствующие ордена, религиозные организации мирян и др.

О Началах

«О Началах» — центральная книга Карсавина, где он дает основу своей системы. Заглавие, совпадающее с заглавием главного труда Оригена помогает понять характер книги. Карсавин всегда хотел развивать свою философию в позднеантичной и средневековой традиции, откуда и постоянная стилизация карсавинских текстов под средневековье. Но традиция, которую имеет ввиду Карсавин скорее не магистральный путь христианского богословия, а его маргинальные ветви — христианский гностицизм Александрийцев, свободное филосовствование Григория Нисского и Максима Исповедника, продолжатели этой традиции на Западе — Кузанец, Бёме.

  • Специальность ВАК РФ24.00.01
  • Количество страниц 257

Глава I. ЭТАПЫ СТАНОВЛЕНИЯ КУЛЬТУРОСОФИИ

Л.П. КАРСАВИНА.

1.1. Научно-теоретические основания культурологических воззрений Л.П. Карсавина.

1.2. Философско-религиозные основания культурософии

Л.П. Карсавина.

Глава II ТРАКТОВКИ ЛИЧНОСТИ В КУЛЬТУРОСОФИИ

Л.П. КАРСАВИНА.

2.1 Рефлексия религиозно-трансцендентного уровня бытия личности в культурософии Л.П. Карсавина.

2.2. Понимание Л.П. карсавиным «индивидуальной личности» и смыслов ее существования.

Глава III. КУЛЬТУРА КАК СИМФОНИЧЕСКАЯ ЛИЧНОСТЬ

В ТРАКТОВКЕ Л.П. КАРСАВИНА.

3.1. Л.П. Карсавин о бытии личности в культурно-историческом контексте.

3.2. «Симфоничность» как фактор развития «культуро-личности» и как основная категория в культурософии Л.П. Карсавина.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Концепция "культуроличности" Л. П. Карсавина»

Актуальность темы исследования. Одной из главных тем, определяющих самобытность русской философской мысли конца Х1Х-первой половины XX в., является рефлексия проблем, связанных с осмыслением различных контекстов бытия личности. Сегодня можно констатировать, что массовое переиздание работ русских философов, посвященных данной проблематике, успешно ликвидировала пробел в этой области, исторически сложившейся в силу, прежде всего политико-идеологических причин. Однако существует мыслитель, идеи которого до сих пор не нашли глубокого и разностороннего освещения в трудах современных исследователей. Речь идет о Льве Платоновиче Карсавине. С одной стороны, это объясняется тем, что многие труды Л.П. Карсавина только частично опубликованы и прокомментированы у него на родине - в России. Это связано не столько с их проблематикой, сколько со сложностью языка и непривычностью стиля философствования, свойственных мыслителю, который пытался воссоздать классический ортодоксальный канон христианской религиозно-философской рефлексии. Работы Л.П. Карсавина чрезвычайно сложны для понимания и требуют знания теологической тематики, святоотеческой традиции, сугубо богословских подходов и способов аргументации. С другой стороны, работы Л.П. Карсавина оказались надолго исключенными из отечественного философского контекста в силу его приверженности евразийству, идеологом которого он являлся. Официальное обвинение Л.П. Карсавина в предательстве, его тюремное заключение и ссылка поставили жесткие границы в упоминании его имени и идей. Между тем труды Л.П. Карсавина, посвященные разработке проблем культурософии и концепции личности, намного опередили свое время. Подходы, которые обосновывал философ, лежали в русле диалогических теорий личности и культуры, сопряженных с созданием «понимающего» культурологического и исторического знания, опирающегося на такие понятия, как «культурный фон эпохи», «типичный человек», «культура повседневности», «история менталь-ностей». В рамках современного гуманитарного знания данные подходы произвели настоящую революцию, у истоков которой стояли М. Бахтин, М. Бубер, В. Дильтей, Э. Дюркгейм, представители знаменитой школы «Анналов». Однако в работах Л.П. Карсавина новый взгляд на культуру, историю и человека стал обосновываться еще в 20-е годы, когда философ создал новую методологию исторического познания, тесно сопряженную с философской рефлексией. Новаторство Л.П. Карсавина, равно как и его продуктивные идеи в области культурософии, философской антропологии и персонологии не были оценены современниками и последующей научной критикой. Поэтому так важно восстановить истинное место Л.П. Карсавина в ряду выдающихся русских культурологов и философов.

Понимание Л.П. Карсавиным личности и культуры соотносится также с постоянно возрастающим интересом современных исследователей к евразийству. Л.П. Карсавин много сделал для утверждения евразийских идей, будучи одним из родоначальников этого течения. Именно в рамках евразийства стало формироваться его учение о культуре как «симфонической личности», поэтому изучение концепции личности в культурософии Л.П. Карсавина позволяет лучше понять особенности развития неоевразийства в современных условиях.

Нельзя не учитывать и те тенденции, которые развиваются сегодня в рамках так называемого «религиозно-философского обновленчества», активно использующего имя и идеи Л.П. Карсавина.

Корректный анализ и научно выверенная интерпретация культурософ-ского наследия Л.П. Карсавина поможет избежать ненужного осовременивания его идей, вульгаризации концепции сопряжения Абсолюта и личности, излишне широкого использования его теории «симфонической личности».

Кроме того, многие положения теории личности в культурософии Л.П. Карсавина (определение природы личности, способов ее актуализации в культурно-исторической и метаисторической реальности, диалектика знания - сознания - самосознания личности, сопряжение психологических и экзистенциально-философских контекстов личностного бытования, диалогическая концепция личности, диалектика «лика - лица - личины» в личностном бытии) оказываются сегодня в центре тех мировоззренческих поисков, которые характерны для постклассического периода развития культурологии и философии.

Во многом современная культурологическая проблематика определяется попыткой глубокой рефлексии личности как важнейшего фактора социокультурного и исторического бытия. В этом контексте идеи Л.П. Карсавина о сущности и роли личности оказываются сегодня как никогда востребованы, что также определяет актуальность данного диссертационного исследования, посвященного изучению концепции личности в куль-турософии этого оригинального мыслителя.

Степень разработанности темы диссертации. До недавнего времени большинство работ Л.П. Карсавина были практически неизвестны в нашей стране. Только в 90-е годы в основном благодаря усилиям С.С. Хоружего осуществилось переиздание основных трудов мыслителя с корректными, хорошо выверенными комментариями. Однако из более чем 120 научных исследований Л.П. Карсавина, опубликованных с 1908 по 1950-е годы, в России републикацию увидела свет лишь треть. Кроме того, наибольшее внимание уделялось евразийским и философским трудам мыслителя, его политическим памфлетам, в то время как культурософские идеи Л.П. Карсавина и его концепция личности остались практически не исследована.

Обширное научное наследие Л.П. Карсавина можно условно разделить на три группы. Собственно философские работы, вызвавшие большую критическую и комментаторскую литературу. Сюда следует отнести сочинения, сыгравшие важнейшую роль в обоснованности его религиозно-философской системы: «О добре и зле», «О началах», «София земная и горняя», «Метафизика любви», «Ыок^еБ РейгороНпае», «8а^1а», «О сомнении, науке и вере», «Философия истории» и др. Вторую группу составляют исторические и историко-культурологические изыскания Л.П. Карсавина, в которых он выступает как профессиональный медиевист: «Античное христианство и средневековье», «Восточное христианство», «Католичество», «Мистика и ее значение в религиозности средневековья», «Основы средневековой религиозности в XII - XIII веках, преимущественно в Италии», «Монашество в средние века» и т.д. Третья группа (самая немногочисленная) представлена культурологическими, культурософскими работами Л.П. Карсавина: «История европейской культуры», «Культура средних веков», «Мысли об искусстве», «Об актере и театре», «Основы политики», «Пролегомены к учению о личности», «Россия и Запад», «Восток, Запад и русская идея» и др. К этой группе следует отнести и евразийские сочинения Л.П. Карсавина. Необходимо подчеркнуть, что евразийство для мыслителя во многом было способом прояснения цивилизационных закономерностей развития России, средством разносторонней рефлексии механизмов самоопределения русской культуры в условиях системного кризиса и перемены социокультурной идентичности.

Следует отметить, что обоснованные в них положения еще при жизни Л.П. Карсавина нашли широкий отклик в трудах представителей русского зарубежья. Практически не было ни одного сколько-нибудь серьезного мыслителя, который не пытался бы опровергнуть или объективно оценить высказанные Л.П. Карсавиным идеи. В книгах и статьях В. Зеньковского, Н. и В. Лос-ских, Г. Флоровского, Г. Федотова, С. Франка, Г. Струве, П. Новгородцева, И. Ильина, П. Бицилли, С. Гессена, Н. Алексеева и других отношение к взглядам, развиваемым Л.П. Карсавиным, было неоднозначным, однако конкретного анализа культурософии и персонологии Л.П. Карсавина проведено не было1.

1 См.: Гревс И.М. Рец. на кн.: Карсавин Л.П. Очерки религиозной жизни в Италии ХП-ХШ вв-СПб., 1912 // Науч. Ист. журнал.-1913.-№ 1.-С. 80-91; Он же. Рец. на кн.: Карсавин

В советское время труды Л.П. Карсавина никем не исследовались, и как культуролог, культурософ он практически не был известен на родине. Его мировоззрение чаще всего рассматривалось в контексте евразийства, что во многом определяло негативное отношение к его творчеству. Положение усугубляло осуждение Л.П. Карсавина и его дальнейшее заключение в концлагерь Абезь (1950 г.)

Все это привело к тому, что представления Л.П. Карсавина о сущности личности и культуры как самостоятельном предмете философско-культурологического анализа практически не были разработаны.

Положение стало меняться совсем недавно, когда появились отдельные работы, в которых изучались различные аспекты учения Л.П. Карсавина2.

Л.П. Монашество в средние века.-СПб, 1912 // Рус. богатство.-1912.-№ 11.-С. 395-396.; Он же. Новый труд по религиозной истории средневековой Италии в русской научной литературе // Ж.М.Н.П.-1913.-№ 12.-С. 336-405 и др.; Кареев Н.И. По поводу одного исследования средневековых религиозных движений // Рус. богатство.-1913.-№ 6.-С. 333340; Он же. Общий религиозный фонд и индивидуализация религии // Рус. записки.-1916.-№ 9.-С. 195-225; Он же.-Рец. на кн.: Карсавин Л.П. Введение в историю. Пг, 1920 // Пед. мысль.-1921.-№ 1-4.-С. 105-106.; Добиаш-Рождественская O.A. Религиозная психология средневековья в исследовании русского ученого // Рус. мысль.-1916.-№ 4.-С. 22-28; Она же.-Рец. на кн.: Карсавин Л.П. Очерки религиозной жизни в Италии XII-XIII вв.-СПб, 1912 // Вест. Европы.-1914.-№ 8.-С. 366-369.; Егоров Д.Н. Средневековая религиозность и новый труд Л.П. Карсавина // Ист. изв.-1916.-№ 2.-С. 85-106; Он же. Ответ Л.П. Карсавину // Ист. изв.-1916.-№ 3-4.-С. 147-157 и др.; Бицилли П.М. Основы средневековья в Италии Л.П. Карсавина // Ист. вест.-1915.-CXLII; Гессен С.И.-Рец. на кн.: Карсавин Л.П. Философия истории.-Берлин, 1923 // Соврем, зап.-1925.-№ 23.-С. 479-489.; Ильин В. Рец. на кн.: Карсавин Л.П. О началах,-Берлин, 1925 // Путь,-1926-№ 4.-С. 126-128.; Он же. Рец. на кн.: Карсавин Л. П. Св. отцы и учители Церкви.-Париж, 1926 // Путь.-1927.-№ 7.-С. 126127; Ильин И.А. Рец. на кн.: Карсавин Л.П. Диалоги.-Берлин, 1923. // Соврем, зап.-1923.-№ 3-5.; Степун Ф.А. Рец. на кн.: Карсавин Л.П. Диалоги.-Берлин, 1923 // Соврем, зап.-1923.- № 15,-С. 419-420.

2 См.: Николаев А.Е. Историческое познание и творчество в философской системе Л.П. Карсавина // Культура и творчество.-Тверь, 1995.-С. 120-130 и др. его работы; Махлак К.А. Триалогия Л.П. Карсавина в материале трактата «О личности».-СПб., 1997.-№. 5.-С. 26-31; Кэрт Н.В. Проблема всеединства-триединства в философском наследии Л.П. Карсавина // Проблемы гуманитарного образования.-СПб, 1996.-С. 73-78; Лысков А.П. «Метафизика всеединства» и «Учение о симфонической личности» Л.П. Карсавина // Проблемы русской философии и культуры.-Калининград, 1997.-С. 52-74; Савкин И.А. Неизвестный Карсавин // Логос. С.-Петербургские чтения по философии культуры.-СПб.,-Т. 2.-С. 165-168; Мажейтис Г.А. Истина как любовное сотворчество: опыт постижения истины Бахтиным и Карсавиным // Бахтин и культура XX в.-СПб., 1991.-Вып. 1, ч. 2.-С. 77-83.

Культурологический аспект творчества Л.П. Карсавина исследовал 3

В.М.Трубников. Наиболее интересный ракурс исследования отечественной культурологической традиции представлен в работах С.П. Мамонтова, И.К. Кучмаевой, Л. А. Су гай, М.Н. Громова, В. А. Кругликова4. Необходимо отметить интересные исследования по проблемам исторических взглядов Л.П. Карсавина А.Л. Ястребицкой, М.И. Бойцова, А.В.Свешникова5. Следует заметить, что возрождение имени Л.П. Карсавина в современной отечественной культуре, прежде всего, связано с исследованиями историков. Высоко оценивая труды авторов, мы полагаем, что подлинное и глубокое восприятие творческих идей Л.П. Карсавина возможно только при целостном исследовании всех аспектов его творчества (исторических, культурологических, философских, теологических).

Общефилософским идеям мыслителя, анализу его религиозно-философских воззрений, выяснению его места в русской философской традиции посвящены работы Л.Г. Филоновой, С.В.Мосоловой6, Л.П. Но

7 8 виковой, И.И. Сиземской, И.И. Семаевой, О.С. Суворовой, A.A. Исаева, А. Клементьева, Ю. Мелих, Б.А. Бейлина и А.Е. Николаева9.

3 См.:Трубников В.М. Эволюция Л.П. Карсавина. Дис. канд. культ, наук.-СПб., 1998.

4 См.: Мамонтов С.П. Основы культурологии.- М., 1999; Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука,- М., 1983; Кучмаева И.К. Путь к всечеловечеству.-М.,1999; Кучмаева И.К.,Матвеева С.Я.-М., 1989; Сугай J1.A. Культурология русского символизма // Культура и творчество: Материалы конференции кафедры теории и истории культуры МГОПУ.-М.,1996; Громов М.Н., Козлов Н.С. Русская философская мысль Х-ХУ111веков.- М., 1990; Кругликов В.А. Образ «человека культуры»,- М.,1988; Проблемы культурологического наследия в философской теории и практике современного Запада.

5 См.:Ястребицкая A.JT. Л.П. Карсавин об изучении истории и современная медиевистика // Историк-медиевист Лев Платонович Карсавин (1882-1952).-М., 1991.-С. 349 и др. ее работы; Бойцов М.А. Не до конца забытый медиевист из эпохи русского модерна // Карсавин Л.П. Монашество в средние века.-М., 1992.-С. 3-33; Свешников A.B. Историческая концепция Л.П. Карсавина и поиски нового языка истории. Дис. канд ист. наук.-Омск., 1997.

6 См.:Филонова Л.Г. Лев Платонович Карсавин. Вст. ст. // Русские философы: Антология / Под ред. А.Л. Доброхотова.-М., 1993.-С. 243-255; Мосолова C.B. Предисловие // Карсавин Л.П. Св. отцы и учители Церкви.-М., 1994.-С. 310.

7 См.:Новикова Л.И., Сиземская И.И. Вступ. ст. Парадигма русской философии истории // Антология. Очерки русской философии истории.-М., 1996.-С. 84-94.

8 См.: Семаева И.И. Традиции исихазма в русской религиозной философии первой пол. XX в.- М., 1996;. Суворова О.С. Телесность и смертность человека: философско-мировоззренчские и методологические проблемы.-М., 1994; Исаев A.A. Экзистенциальные измерения

К особо фундаментальным и интересным исследованиям творчества Л.П. Карсавина следует, бесспорно, отнести труды С.С.Хоружего10, много сделавшего для популяризации идей этого мыслителя.

Анализу евразийского учения Л.П. Карсавина, посвящены работы A.A. Исаева, A.B. Соболева, А.Т. Горяева, С. Ключникова, P.A. Урхановой, Л.И. Новиковой и И.И. Сиземской11.

В последнее время наблюдается стойкий рост интереса к философии Л.П. Карсавина среди зарубежных философов и исследователей. Это объясняется востребованностью его идеи всеобщего мировоззренческого синтеза, социокультурной направленностью его философских работ, развиваемой им синтетической модели личности.

Следует особо выделить рассмотрение творчества Л.П. Карсавина в 12 работах Ю.Мехлич, изучающей наследие философа в контексте проблем диалога Запада и Востока.

Значение Л.П. Карсавина как оригинального мыслителя, опережающего свое время, отмечают французские философы, глубоко изучающие его творчество. В первую очередь следует отметить работы Ф.К. Коплсто-на, А. Карлие, Г. Шнюре, А. Грегуарье, Е. Мадиньера, Л. Куранье. Происторического бытия в отечественной историософской традиции XIX-XX в. Дис. канд. филос. наук,-М., 1996.

9 См.: Николаев А.Е. Проблема взаимосвязи истории и политики в философии Л.П. Карсавина. Дис. канд. филос. наук.-М., 1996; Бейлин Б.А. Метафизика культурно-исторического бытия в философии Л.П. Карсавина. Дис. канд. филос. наук.-М., 1998.

10 См.:Хоружий С.С. Жизнь и учение Льва Карсавина // Карсавин Л.П. Религиозно-философские сочинения.-М., 1992.-Т. 1.-С. V-LXXII; Он же. Жизнь и учение Л.П. Карсавина // После перерыва. Пути русской философии.-СПб, 1994.-С. 134-188; Он же. Карсавин и де Местр // Вопросы философии.-1989.-№ 3.-С. 79-92; Он же. Философия любви, смерти и жертвы // Писатель и время.-М. 1991.-Вып. № 6.-С. 333-356; Он же. Карсавин, евразийство и ВКП// Вопросы философии.-1992.-№ 2.-С. 78-87 и др.

11 См.:Исаев A.A. Евразийство: миф или традиция? // Коммунист.-1991.-№ 2.-С. 106-118; Соболев A.B. Полюса евразийства // Новый мир.-1991.-№ 1.-С. 181-182; Горяев А.Т. Евразийство и революция // Отечественный философский опыт, проблемы, ориентиры исследования.-М., 1992.-№ 10.-С. 104-105; Ключников С. Русский узел Евразийства // Наш современник.-1992.-№ 4.-С. 174-180; Урханова P.A. Евразийство как идейно-философское учение в русской культуре XX в. Дис. канд. филос. наук.-М., 1992; Новикова Л.И., Сиземская И.И. Введение // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн.-М., 1993,-С. 4-43; Люкс Л. Евразийство // Вопросы философии,-1993.-№ 6,-С. 105-114. блеме личности в философии Л.П. Карсавина посвящены исследования Е.

Марсье и К.Шартье. В Дижоне в 1996 году были проведены международные Карсавинские чтения с дальнейшей публикацией работ Л.П. Карсавина. Это событие вызвало большой отклик у французских философов Ф. Лесур (Б. Ьеэоигс!), Д. Боне (Б. Веаипе), С. Руле (Б. Яои1е1), К. Ошарда (С. НаисЬагё), М. Нике (М. №циеих), Ж. Батю (в. ВаШ) и других, что нашло отражение в их статьях, посвященных различным аспектам творчества русского мыслителя14.

Однако проведенный анализ источников позволяет признать, что в целом фигура Л.П. Карсавина остается мало изученной и плохо понятой, и что карсавинское учение о «культуро-личности» не получило достаточного освещения в специальных научных отечественных и зарубежных исследованиях.

Методологической и теоретической основой диссертационного исследования являются произведения как представителей русской философии конца Х1Х-первой половины XX в., так и теоретические положения, выводы и разработки современных авторов, связанные с диссертационной проблематикой.

Источниковедческой базой диссертации послужили культуросорф-ские, философские и исторические тексты Л.П. Карсавина и публикации его современников, посвященные анализу его идей.

Основной метод исследования характеризуется сочетанием культурологического, исторического, историко-генетического анализов, направленных на реконструкцию концепции личности Л.П. Карсавина в контексте его культурософии.

12 Cm.: Mehlich J. Lev Karsavin und die russische «Einzigiartigkeit».-Koln, 1996.

13 Cm.: Copleston F.C. Russian relicious philosopy.-Notre Dame., 1988; Carliet A. Le temps et l"etermitçÊhez Plotin P., 1993; Schnurer G. Progrès dans le philosophie de L.Karsavine. P., S-II, 1972; Gregoiriet A. La Crise présente et philosophie de L.Karsavine, P., S-II, 1996; Madinier E. Essai sur «nous»: valeur spirituelle de L.Karsavine.-Lyon, 1996; Couraniet L. La vie et la philosophie de L. Karsavine. P., S-II, 1992; Marciet E. Akte de Personne.-P., 1994; Chartiet K. L"epoque du «jiersonnaiisme» et la philosophie de L.Karsavine.-P., S-II, 1992.

Lev Karsavine et la pensee russe du XX-e siekle. Colloque consacre a Lev Karsavine, que s"est tenu a Digeon les 18 et 19 mars 1996.

Работа строится с применением методов логического и исторического исследования в их диалектическом единстве. В диссертации реализовы-вались принципы научной объективности, конкретности и историчности.

Цели и задачи исследования. Целью диссертационного исследования являлся всесторонний анализ концепции личности Л.П. Карсавина в контексте его культурософии.

В соответствии с поставленной целью в диссертации решались следующие задачи: проанализировать факторы перехода Л.П. Карсавина с позиций ис-торицизма и прогрессизма на позиции философско-религиозного осмысления культуры и личности, используя для этого рефлексию фактов его личной биографии и особенностей его научно-мировоззренческой эволюции; исследовать основные положения методов «понимающей» науки, разрабатываемой Л.П. Карсавиным, определить их значение для формирования концепции личности; выявить особенности трактовки «культуро-личности» в творчестве Л.П. Карсавина, для чего рассмотреть специфику бытия анализируемой категории в метайсторической культурно-исторической реальности; проанализировать учение Л.П. Карсавина об индивидуальной личности, раскрыть диалектику «лика - лица - личины» в индивидуальном контексте личностного бытия; проанализировать специфику понимания культуры как «симфонической личности» в культурософии Л.П. Карсавина.

Научная новизна исследования заключается прежде всего в самой постановке проблемы. Впервые в отечественной научной литературе делается попытка с позиций культурологии реконструировать одну из самых сложных теорий личности в русской религиозной философии конца XIX-первой половины XX в. Автор впервые попытался: в полной мере выявить комплекс факторов биографического и мировоззренческого характера, повлиявших на формирование «понимающих методов» исследования культуры, истории и человека в культуросо-фии Л.П. Карсавина; провести системный анализ концепции личности Л.П. Карсавина; подтвердить, что понимание личности Л.П. Карсавиным в рамках его культурософии контекстуально, а не дискурсивно, мыслитель использует несколько подходов к определению личности, в зависимости от тех конкретных теоретических задач, которые перед собой ставит: религиозно-теологический; философский; культурологический; установить, что особенностью в трактовке Л.П. Карсавиным личности является признание ее нетварного характера, который объективируется только посредством всеединства, диалектики бытия и инобытия, самосознания и знания, имманентного и трансцендентного; это дало возможность впервые выявить все иерархические соподчиненности личности как в метаисторическом, так и в культурно-историческом контекстах; осмыслить новые понятия, вводимые Л.П. Карсавиным в культу-рософию и историческое знание для описания форм бытования личности («культурный фон», «религиозный фон», «средний человек», «типичный человек», «ментальная структура», «картина мира»); показать, что на основе разработки данных понятий и концепции «лика-лица-личности» Л.П. Карсавин развивал диалоговую модель личности и культуры, в чем существенно опередил свое время.; с новых позиций трактовать диалектику индивидуальной личности посредством использования концепта «психичности», (в который Л.П. Карсавин включал комплекс «знание - сознание - самосознание», образующий «онтический ряд Я») что позволяет выделить социально-психические детерминанты культурно-исторического процесса в культурософии мыслителя; реконструировать учение Л.П. Карсавина о культуре как «симфонической личности», показать укоренение феномена «симфоничности» в социально-исторических и социально-психологических контекстах бытия человека; вести в научный оборот ряд работ зарубежных культурологов и философов (в переводе диссертанта), посвященных концепции личности Л.П. Карсавина, неизвестных современным исследователям творчества мыслителя.

Теоретическая и практическая значимость работы. Результаты, полученные в ходе диссертационного исследования, его выводы и основные положения могут быть использованы для дальнейшего изучения творчества Л.П. Карсавина, при разработке основных положений отечественной традиции и проработке современных проблем в области культурософии, культурологии, философии личности, персонологии, философской антропологии.

Материалы диссертации могут способствовать расширению теоретической базы и более глубокой разработке культурологических и историко-философских исследований, посвященных творчеству представителей русской отечественной культуры, а также такому специфическому явлению, как евразийство. Кроме того, они могут помочь воссоздать целостную картину эволюции идей и концепций в рамках русской религиозной философии и теории культуры.

Материалы и выводы диссертации могут быть использованы при разработке и чтении курсов лекций по культурологии, истории русской культуры, истории философии, философской, социальной и культурной антропологии, истории русской философии.

Структура диссертации. Работа, состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы, включающего 420 наименований и приложения (перевод статей французских культурологов участников Карсавинских чтений в Дижоне 1996 года). Общий объем диссертации 255 страниц машинописного текста.

Заключение диссертации по теме «Теория и история культуры», Брусенцова, Наталья Владимировна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Особое значение личности в создании культуры, в актуализации ее ценностей и смыслов, их сохранении и ретрансляции делают исследование проблем персонологии чрезвычайно актуальным. Безусловный интерес в данном контексте представляют те культурософские системы, в которых личность выступает квинтэссенцией всех социокультурных и метаистори-ческих процессов, тем (по словам М.М. Бахтина) «перекрестьем миров», который задает координаты бытия и придает ему смысл.

Выдающийся русский философ, историк, культуролог Л.П. Карсавин одним из первых в череде мыслителей XX века попытался создать культу-рософию, почти полностью построенную на основе метафизики личности. Это делает его работы особенно интересными и востребованными в современных условиях, когда роль и место человека в мире заново переосмысливается представителями различных направлений социогуманитарного знания.

Сложность культурософии Л.П. Карсавина, ее синтетический характер, уеорененность в традициях философии всеединства, исихазма, православной ифики, евразийства позволяют с ее помощью исследовать совершенно различные аспекты религиозно-философской и культурософской трактовки личности, характерные для русской общественно-политической мысли конца Х1Х-начала XX вв. В этом плане персонология Л.П. Карсавина - достаточно репрезентативное явление, дающее возможность судить как о сильных, так и о слабых сторонах понимания природы личности и ее бытия в русской культурософской литературы начала XX в. Последовательное проведение Л.П. Карсавиным персонологических подходов позволило ему рассмотреть весь мир как живой, одухотворенный континуум, в котором разнообразные проявления личностных свойств образуют богатство структурных иерархий, гармонию соподчинений. Понимая личность как меру воплощения совершенного в различных контекстах бытия, Л.П.

Карсавин даже культуру трактует как особую личность, полностью актуализирующуюся только в своем устремлении к Абсолюту, к «стяженной симфоничности». Это дает ему возможность ввести новое понятие -«культуро-личность», - в котором с наибольшей полнотой воплощаются смыслы и особенности его культурософии.

Исследование основных положений культурософии Л.П. Карсавина через призму «личностных свойств» бытия позволило прийти к следующим выводам.

1. Концепция личности Л.П. Карсавина составляет ядро его культурософии. Через личность, понятую как мера совершенного в любом явлении, феномене социально-исторического бытия, как «точка пересечения» тварного и нетварного, идеального и реального, объективного и субъективного, человеческого и божеского, Л.П. Карсавин рассматривает все основные проблемы, характерные для исследования культуры. Главный акцент Л.П. Карсавин делает на антропоцентризме («мир - человек - Бог»), что позволяет ему трактовать человека как «антропокосм». Именно его присутствие в мире сообщает любому явлению и событию смысл, ту аксиологическую полноту, без которой невозможна культура.

2. Источниками разработки теории личности в культурософии Л.П. Карсавина помимо философии всеединства послужила святоотеческая традиция (работы Оригена, Августина, Лактация, Дионисия Ореопагита, Григория Нисского, Иоанна Дамаскина, Максима Исповедника и др.), с которой связано не только первое обоснование принципиального различения «лица», «личности» и «лика», но и развитие теории ипостасного качество-вания личности в контексте эмпирического бытия. Кроме того, святоотеческая литература, с которой Л.П. Карсавин был очень хорошо знаком, заложила основные христианско-метафизические транскрипции таких понятий, как «ум», «воля», «знание», «сознание», «самосознание», «душа», «дух», «тело», «жизнь», «смерть», «жертвенность», «любовь», «любомудрие»,

София», «Логос» и других, которые в качестве категорий активно используются в культурософии Л.П. Карсавина при прояснении бытия личности как в метафизическом, так и в экзистенциальном плане. Следует, однако, подчеркнуть, что все понятия, с которыми работает Л.П. Карсавин, не дис-курсивны, а контекстуальны, что существенно затрудняет анализ его куль-турософских работ.

3. Еще одним источником понимания личности в культурософии Л.П. Карсавина является традиция паламизма, с которой связаны подходы мыслителя к проблемам духовно-телесного единства личности, преображения плоти, синергийного синтеза, диалогового характера богообщения. Рассмотрение Л.П. Карсавиным специфики боговоплощения, богоявления, человекобожеского и богочеловеческого также осуществляется в русле традиций исихазма. Такая тесная связь с паламизмом дала толчок к отходу Л.П. Карсавина от ортодоксально-православной персонологии в сторону гностико-мистических смыслов личностной экзистенции, до этого отреф-лексированных в работах де Местра, Беме, Эркхарта, Эригены и др.

4. Использование Л.П. Карсавиным богатой западно-европейской (прежде всего идеи Н. Кузанского, Д. Бруно, А. Бергсона, В. Дильтея, О. Шпенглера) и отечественной философской традиции позволило ему выработать интеренсую культурософскую систему, которая обрела целостность только благодаря персонологической проблематике, разрабатываемой Л.П. Карсавиным с конца 20-х годов XX века.

При этом следует подчеркнуть, что понимание личности выстраивается мыслителем на основе разносторонней рефлексии как исторических, культурологических, так и собственно философских методов анализа. В результате Л.П. Карсавин вырабатывает только ему присущий способ философствования, который был связан с активным использованием схоластических риторических фигур и способов аргументации. Определенной реминисценцией является и развиваемое Л.П. Карсавиным учение о строго-иерархическом соподчинении личностей в зависимости от их сопряжения с Абсолютом и характером качествования.

5. В культурософии Л.П. Карсавина активно используется постулат о взаимодополняемости, взаимокачествовании личностей, что свидетельствует об их принципиальной несамодостаточности, неполноте и необходимой сопряженности (метафизической и экзистенциальной), как с вышестоящими, так и с нижестоящими формами. При этом «личностность» определяется Л.П. Карсавиным как мера сопряжения, мера присутствия все-единого Абсолюта. В этом смысле подлинной личностью может быть признан только Бог, все иные формы - лишь определенные «элементы» его актуализации. Отсюда следует, что любой элемент мира является потенциальной личностью, то есть субъектом, обладающим той или иной мерой стяженности с совершенным всеединством.

6. Любая личность «качествует» (то есть приобретает конкретные формы объективаций) в двух контекстах: метафизическом и социально-историческом. Как социально-исторические феномены, личности образуют следующую иерархию: индивид, семья, род, класс, группа, народ, нация, культура. В период своего евразийства Л.П. Карсавин добавил к этой к иерархии еще государство, элиту и «симфоническую личность», понимаемую как социальный субъект в единстве всех других личностных форм. В социально-исторической экзистенции личности «качествуют» через время, пространство и знание-сознание.

7. В метафизическом контексте все личности сопрягаются только с Абсолютом, обретая ту или иную меру стяженности и совершенства через приобщение к ипостасности и троичности Бога. В этом плане каждая личность является единством «тела» («внешнего» и «внутреннего»), «души» и «духа». Если эти качествования, «элементы» личностей представляют собой непрерывный духовно-телесный синтез и раскрываются в процессе восхождения к премирному, то другие «элементы» («знание - сознание - самосознание») характеризуют глубинные процессы богопознания и бого-воплощения на основе меры богоподобия каждой из названных личностей. В этом плане мир восходит к Богу так же, как Бог «спускается к миру». С другой стороны, восхождение любой личности к Абсолюту в метафизическом плане означает обретение ею полноты богоявленности, обоженности, что в полной мере проявляется в феномене Богочеловечества.

8. Особым явлением в культософии личности Л.П. Карсавина становится индивидуальная (эмпирическая) личность - конкретный, отдельно взятый человек. Его бытие также обладает дихотомичными качествова-ниями: теми, что обращены к Абсолютному, и теми, что определяют его эмпирическое бытийствование. Как «чистая бытийность», человек выступает в качестве тварной сущности, лишенной личностной определенности. Но как метафизический субъект, человек обладает всей полнотой потенци-ально-стяженной личности.

9. Возможность совершенствования человека связана с его богопо-добием, что осознается им посредством диалектики «лика - лица - личины» и разрешается в форме обретения глубинного знания об Абсолюте в рамках самосознания. Будучи духовно-телесным существом, индивидуальная личность в культурософии Л.П. Карсавина преображается через смерть, любовь и жертву, что дает ей возможность выступать как актуальное существо. Эталоном этого превращения становится в истории Иисус Христос. Воскрешение его являет собой акт мистического слияния Бога и человека.

Восходя к Абсолютному Всеединству через жертвенную любовь и смерть, человек в своей обретенной полноте сам становится Богом, что, по мысли Л.П. Карсавина, и является результатом развертывания тех трансцендентных смыслов, которыми руководствуется Бог в своем отношении с миром и человеком.

10. В этом плане культурософия Л.П. Карсавина нацелена на полное упразднение «философии безличности» (рациональная традиция в западно-европейской метафизике гегелевского толка), на обоснование права и необходимости для человека стать Богом, то есть свободным, совершенным, всеединым и самодостаточным существом. Можно сказать, что культурософия Л.П. Карсавина развивает лучшие традиции классического гуманизма, берущего свое начало в работах И.Г.Гердера.

Вера в человека, в его творческий потенциал, безграничные возможности самосовершенствования, обоснование его права на свободу, на обретение «лица» - лучшее, что дала культурософия Л.П. Карсавина.

11. Развитие персонологических подходов к пониманию культуры в культурософии Л.П. Карсавина повлекло за собой введение новых понятий, таких, как «культуро-личность», «культуро-субъект», «симфоническая личность», «идеократия», «идея-правительница», «национально-культурный миф», «правящий отбор», «лик культуры», «индивидуация» и т. п. В диссертации показана обоснованность введения Л.П. Карсавиным новых категорий, вытекающая из его мировоззренческо-методологических установок.

12. К центральным категориям культурософии Л.П. Карсавина можно отнести понятие «культуро-личность». Разработка понимания культуры как личности позволила Л.П. Карсавину укоренить свою культурософию в святоотеческой, теолого-культурологической традиции, что сообщало ей дополнительную агрументированность и историческую соотнесенность. В культурософии Л.П. Карсавина «культуро-личность» наделяется следующими качествами: «симфоничностью», духовностью, самобытностью. Она характериузется наличием души, в которой трансцендируются абсолютные ценности и идеалы и от которой зависит специфика имманентных данной культуре ценностных иерархий; «идеей-правительницей», аккумулирующей национальную идею и отражающейся в национально-культурном мифе; самосознанием и самопознанием. Самопознание «культуро-личности» является необходимым и обязательным условием для ее самоопределения и самосовершенствования.

13. Саморазвитие «культуро-личности» нацелено на обретение его состояния «симфоничности», когда все входящие в нее субличности образуют «цветущую сложность» иерархических соподчинений. «Симфонич-ность» «культуро-личности» не возможна без двуединой соотнесенности. С одной стороны, необходимо возрастает ее социальность, понятая Л.П. Карсавиным как способность людей к разностороннему взаимодействию в различных исторических контекстах. С другой - укрепляется сопряжение «культуо-личности» с трансцендентными смыслами своего бытия, с про-зреванием и воплощением своей глубинной идеи.

14. Подчеркивая утопичность евразийской социокультурной модели развития России, предложенной Л.П. Карсавиным, следует отметить справедливость многих его идей. В его культурософии отстаивалось право русской «культуро-личности» на обновленное православное миропонимание, на целенаправленное просвещение народа евразийски сориентированным «правящим отбором» с целью тотального изменения общественного сознания, характера той «социальности», которая была характерна для дореволюционной и революционной России. Развитие любой «культуро-личности» в социально-исторических контекстах понимается Л.П. Карсавиным как процесс обретения его новой надэтнической, метакультурной идентичности, связанной с нарастанием «симфоничности», то есть всече-ловечности. Становясь «миром миров», «культуро-личность» обретает вселенскую полноту, системность и семантика которой приближают ее к идеальному состоянию соборного Богочеловечества.

Список литературы диссертационного исследования кандидат культурол. наук Брусенцова, Наталья Владимировна, 2000 год

1. Карсавин Л.П. Из истории духовной культуры падающей Римской империи (политические взгляды Сидония Аполлинария) // ЖМНП. 1908. - №2.-С.285-336.

2. Карсавин Л.П. Speculm perfectionis и его источники // ЖМНП. 1908. - №7.-С. 103-141.; Он же. 1909.-№5 - С.22-56; Он же. 1910. - № 1. - С.92-120.

3. Карсавин Л.П. Римская церковь и папство до половины II века // ЖМНП, 1910. -№11.-С.73-97.

4. Карсавин Л.П. Монашество и средние века. СПб., 1912. -110 с.

5. Карсавин Л.П. Очерки религиозной жизни в Италии XII-XIII веков. -СПб., 1912.-843 с.

7. Карсавин Л.П. Религиозность и ереси в XI1-Х111 веках. // Вестн. Европы. - 1913. - №4. - С.129.

8. Карсавин Л.П. Церковь и религиозные движения XII-XIII веков // Голос минувшего. 1913. -№7.-С. 39-61.

9. Карсавин Л.П. Мистика и ее значение в религиозности средневековья // Вестн. Европы. 1913,- №8. - С.118-135.

10. Ю.Карсавин Л.П. Символизм мышления и идея миропорядка в средние века // Научн. ист. журнал. 1913. -т.1, Вып.2. - №2. - С.10-28.

11. П.Карсавин Л.П. Античное христианство и средневековье // Николаю Ивановичу - ученики и товарищи по научной работе. - СПб.,1914. - С.98-115.

12. Карсавин Л.П. Вальденсы до 1218 года // Ист. обозрение. 1914. - т. XIX.-С. 109-173.

13. Карсавин Л.П. Идея единой Германии в первой половине XIX века // Ежемесяч. журн.- 1914.- №10. С.82-87.

14. Н.Карсавин Л.П. Основные черты религиозности XI1-Х111веков // День 6 апр. 1914.-№536.-С.6-8.

15. Карсавин Л.П. Рец. на кн.: Д.Бруно Изгнание торжествующего зверя, пер. и прилож. А.Золоторева//Ист. вестн. авг.1914. т. СХХХУ111.-С.685.

16. Карсавин Л.П. Основы средневековой религиозности в XII-XIII веках, преимущественно в Италии. СПб.: Алетейя. - 1997.-420 с.

17. Карсавин Л.П. Католичество: общий очерк. Пг., Б.и., - 1915. - 134 с.

18. Карсавин Л.П. Католичество. Откровения Блаженной Анджелы. - Томск.: Водолей. -■ 1997. - 286 с.

19. Карсавин Л.П. Культура средних веков. Киев.: Символ - 1995. - 199 с.

20. Карсавин Л.П. Метафизика любви. // Рус. мысль. - 1918,- № 6. - С.36-48

21. Карсавин Л.П. SALIGIA. Пг., Б.и., - 1919. - 75 с.

22. Карсавин Л.П. Введение в историю (теория истории). - Пг., Б.и., - 1920.-78 с.

23. Карсавин Л.П. Федор Павлович Карамазов как идеолог любви // Начала. - 1921.-№1. С.34-50.

24. Карсавин Л.П. Восток, Запад и Русская идея. Пг., Б.и., - 1922. - 80с.

25. Карсавин Л.П. Noctes Petropolitanae. Пг., Б.и., - 1922. - 206 с.

26. Карсавин Л.П. О свободе // Мысль. 1922 - №1. - С. 55-88.

27. Карсавин Л.П. Достоевский и католичество. Б.м.: Феникс. - С. 1922.

28. Карсавин Л.П. Рец. на кн.: Франк С.Л. Очерки методологии общественных наук. - М., 1922.-124 С. //Мысль. 1922 -№2. С. 112-114.

29. Карсавин Л.П. О добре и зле // Мысль. 1922. - №3. - С.3-35.

30. Карсавин Л.П. Рец. на ст.: Арсеньев Н. Жажда подлинного бытия. Пессимизм и мистика // Новая русская книга. Берлин ноябрь 1922. - №11-12.-С.18.

31. Карсавин Л.П. Рец. на ст.: Виппер Р.Ю. Судьбы революции. // Новая русская книга. Берлин ноябр., 1922. - №11-12. --С. 18-20.

32. Карсавин Л.П. София земная и горняя. Б.м.: Стрелец. - 1922.

33. Карсавин Л.П. Философия истории. - СПб.: Комплект., - 1993. -352 с.

34. Карсавин Л.П. Джиордано Бруно. -- Берлин, Б.и., - 1923. - 277 с.

35. Карсавин Л.П. Диалоги. - Берлин: Обелиск, 1923. - 112 с.

36. Карсавин Л.П. Путь православия // София (проблемы духовной культуры и религиозной философии): Сб. статей. - Вып.1. - Берлин, 1923.1. С.47-62.

37. Карсавин Л.П. Европа и Евразия // Соврем, зап. - 1923. - №15. - С.297-314.

38. Карсавин Л.П. Церковь и патриарх. / К архирейскому Собору в Сремских Карловичах //Вестн. православия. Янв-март 1923. --№2. - С.65-75.

39. Карсавин Л.П. Рец. на ст.: Православие и культура. // София. 1923.,№1. Берлин, -С. 164-165.

40. Карсавин Л.П. О сущности православия // Проблемы русского религиозного сознания: Сб. статей. - Берлин, 1924. - С.139-211

41. Карсавин Л.П. Религиозный социализм в Германии. // София. - Вып.№1. - Берлин. 1923. - С.147-154.

42. Карсавин Л.П. Единое на потребу // Вест, православия. - 1924. - №1.1. С.4-13.

43. Карсавин Л.П. Уроки отреченной веры // Евразийск. временник. - 1925, -№4, -С.82-154.

44. Карсавин Л.П. Рец. на кн.: Лопатин Л.М. Лекции по истории новой философии.,ч1. Кант. Берлин. 1923. // Рус. книга за границей. Берлин., 1 924. - № 1. - С.22-24.

45. Карсавин Л.П. О сомнении, науке и вере (три беседы). - Берлин, 1925.31 с.

46. Карсавин Л.П. О началах. - СПб.: UMCA - PRESS.,- 1994. - 375 с.

47. Карсавин Л.П. Восточное христианство. - Мюнхен.: Изд. Бубнова В., Эренбег. - 1925. -т.т. 1-2.

48. Карсавин Л.П. Без догмата // Версты. - 1926. - №2. - С.129-144.

49. Карсавин JI.П. Святые отцы и Учители Церкви. - М.: МГУ., 1994. - 176 с.

50. Карсавин Л.П. Младороссы // Евраз. хроника. - 1926. -№6. - С. 13-17. 51 .Карсавин Л.П. Апологетический этюд // Путь. - 1926. - №3. - С.29-45.

51. Карсавин Л.П. О педагогике // Евраз. хроника. - 1926. - №4. - С. 31-47.

52. Карсавин Л.П. Предисл. // Хомяков A.C. О церкви. - Берлин, 1926. - С.3-19.

53. Карсавин Л.П. Церковь, личность и государство. - Париж, 1927. - 30с.

54. Карсавин Л.П. Евразийская идея в материалистической оболочке // Евраз. хроника. - 1927. - №8. - С.55-86.

55. Карсавин Л.П. Армия и революция // Евраз. хроника. - 1927. - №9. - С.40-45.

56. Карсавин Л.П. По поводу трудов Отмана Шпана // Евраз. хроника. - 1927.-№7, -С.53.

57. Карсавин Л.П. Об актере и театре. // Балт. альманах. - Каунас, - 1927.1. -С.18

58. Карсавин Л.П. Основы политики // Евраз. временик.- 1927. - №5. - С.183-239.

59. Карсавин Л.П. Феноменология революции. // Евраз. временик. - 1927.5, - С.28-74.

60. Карсавин Л.П. Об опасностях и преодолении отвлеченного христианства // Путь. - 1927. - №6. - С.32-49.

61. Karsavin L.P. ENI APXIN/ Ideen sur christlichen Metaphysik. Riytas in Mtmel. 1928. S.3.

62. Карсавин Л.П. О смысле революции // Евразия. - 1928. - №1.-С.1-2.

63. Карсавин Л.П. Оценка и задание // Евразия. - 1928. - №3.-С.1-2.

64. Карсавин Л.П. Три подхода // Евразия. - 1928. - №5.-С.З.

65. Карсавин Л.П. Социализм и Россия // Евразия. - 1928. - №6-С.1-2

66. Карсавин Л.П. Россия и евреи // Версты. - 1928. - №3. - С.65-86.

67. Карсавин Л.П. Пролегомены к учению о личности // Путь. - 1928. - №12. - С.32-46.

68. Карсавин Л.П. Рождество Христово // Евразия. - 1929. - №7.-С.2-6.

69. Карсавин Л.П. Евразийство и проблема класса // Евразия. - 1929. - №9-С.1-27.

70. Карсавин Л.П. Евразийство и монизм // Евразия. - 1929. - №10.-С.2-3.

71. Карсавин Л.П. К познанию революции // Евразия. - 1929. - №11 .-С.2-3.

72. Карсавин Л.П. Рец. на Алексеев H.H., Ильин В.Н., Савицкий П.Н.0 газете "Евразия". // Евразия. - 1929. - №11. -С.1.

73. Карсавин Л.П. Идеократия как система универсализма // Евразия. -1929. - №12. - cl-2.

74. Карсавин Л.П. О политическом идеале // Евразия. - 1929. - №13.

75. Карсавин Л.П. Идеализм и реализм в евразийстве // Евразия. - 1929. - №16. - С.1-2.

76. Карсавин Л.П. Исторические параллели //Евразия. - 1929. -№17.-С.1-2.

77. Карсавин Л.П. Еще раз о демократии, социализме и евразийстве // Евразия. - 1929. - №19. - С.1-2.

78. Карсавин Л.П. Философия и ВКП // Евразия. - 1929. - №20. - С.5-7.

79. Карсавин Л.П. Политические заметки // Евразия. - 1929. - №21-23.

80. Карсавин Л.П. Пасха Красная // Евразия. - 1929. - №24. - С. 1-3.

81. Карсавин Л.П. Старая и новая наука // Евразия. - 1929. - №27 - С. 1-2

82. Karsavin L.P. Das Problem der Lend von Engein (Angelologie) // Der russische Gedanke. 1929/ Heft 2. S. 141/ Проблема учения об ангелах. (Ан-геология).

83. Карсавин Л.П. Мысли об искусстве. // Вест. РСХД.,1972.-№104105,-С.275-278.

84. Карсавин Л.П. Письмо А.С.Ященко // Русский Берлин. Париж., 1986. - С.208.

85. Карсавин Л.П. Жозеф де Местр//Вопр. Филос. - 1989. - №3.- С.93-118.

86. Карсавин JI.П. Письма семье // Вильнюс. 1989. - №10.-С.168-169.

87. Карсавин Л.П. Запись в тетради Каешиной-Евреиновой С.Н. // Слово /в мире книг/. М.,1989. - №11.-С.59.

88. Карсавин Л.П. О молитве Господней // Ванеев A.A. Два года в Абезе: Прилож. .Жизнь с Богом., - Брюссель, 1990. - С.216-230.

89. Карсавин Л.П. О бессмертии души // Ванеев A.A. Два года в Абезе: Прилож. Жизнь с Богом. - Брюссель, 1990. - С.231.

90. Карсавин Л.П. Венок сонетов // Ванеев A.A. Два года в Абезе: Прилож. Жизнь с Богом. - Брюссель, 1990. - С.270-284.

91. Карсавин Л.П. Терцины. // Ванеев A.A. Два года в Абезе: Прилож. Жизнь с Богом. - Брюссель, 1990. - С.285-298.

92. Карсавин Л.П. Комментарии к венку сонетов и терцинам.// Ванеев A.A. Два года в Абезе:. Прилож. Жизнь с Богом. - 1990. - С.299-327.

93. Карсавин Л.П. Письмо С.А.Венгрову // Логос. Петербургские чтения по философии культуры. СПб., 1992. -Вып.2. - С. 165-166.

94. Карсавин Л.П. Государство и кризис демократии // Новый мир.- 1991.-№1. - С.183-195.

95. Карсавин Л.П. София земная и горняя // Вопр. филос. - 1991. - №9. - С.175-189.

96. Карсавин Л.П. Великая Французская революция и Западная Европа. // Новая Европа. - 1992. - №1. - С.58-68.

97. Карсавин Л.П. Разговор с позитивистом и скептиком. // Логос. Санкт-Петербургские чтения по философии культуры. СПб.,1992. - Вып.№2.-С.160-165.

98. Карсавин Л.П. Россия и Европа. // Логос. Петербургские чтения по философии культуры. СПб., 1992. - Вып.2.-С.140-159.

99. Карсавин Л.П. От доктрины к идее // Отечественная философия: опыт, проблемы, ориентиры и исследования. М., 1992. - Вып.10. - С.114-118.

100. Карсавин Л.П. О личности. Поэма о смерти. // Религиозно-философские сочинения. -М.: Ренессанс, 1992. т.1. - 323 с.

101. Карсавин Л.П. Аскетизм и иерархия // Минувшее. М.; СПб., 1992. -№.11.-С.211-231

102. Карсавин Л.П. Церковь и секты. // Минувшее. Париж., 1992. - №11.-С. 211-231.

103. Карсавин Л.П. Терцины. // Вестн. РСХД. 1992. - №104-105.

104. Карсавин Л.П. Письмо П.П.Сувчинскому. // Вест. РСХД. 1992. - №165.-С.188.

105. Юб.Карсавин Л.П. Мысли о России: в 2 ч. - Тверь, 1992.

106. Карсавин Л.П. Святой Августин и наша эпоха. // Символ., Париж.1992. №28.-С.233-241 Ю8.Карсавин Л.П. Русская философия истории // Ступени.-СПб., 1992. №3.-С. 37-57.

107. Евразийство. Опыт систематического изложения // Пути Евразии. -

108. М.: Рус. книга, 1992. - С.347-415. 1 Ю.Карсавин Л.П. О бессмертии.// Антология.-Русские философы k.XIXсер.ХХ века. сост.Доброхотов А.Л.М.,1993. - С.259-288. 111 .Карсавин Л.П. Сочинения. - М.: Раритет, 1993. - 496 с.

109. Карсавин Л.П. Ответ на статью Н.А. Бердяева о "евразийцах" // Н.А.Бердяев: pro et contra. СПб., 1994. - Кн.1.-С.334-338.

110. Карсавин Л.П. Малые сочинения. - СПб.: Алетейя, 1994. - 532 с.

111. Карсавин Л.П. Проблема учения об ангелах // Символ. - 1994. - №31. -С.357-365.

112. Переписка А.Веттера с Карсавиным Л.П. // Символ. - 1994. - №31. - С. 104-169.

113. Пб.Карсавин Л.П. Российская историческая мысль: Из эпистолярного наследия Л.П.Карсавина: Письма И.М. Гревсу (1906-1916) / Сост. Клементьева С., Клементьева А. - М.: ИНИОН, 1994. - 171 С.

114. Карсавин Jl.П. Основы политики // Мир России - Евразия. - М., 1995.

115. Карсавин Л.П. Избранное. -Киев., 1997

116. Карсавин Л.П. О культуре и истории. Антология. - М., 1998.- С. 10-14. АРХИВНЫЕ ИСТОЧНИКИ

117. Карсавин Л.П Достоевский Ф.М. // РОИРЛИ. Ф.185. Оп. 1Д. 1548.

118. Карсавин Л.П. Письмо Э.Л.Радлову. // РОИРЛИ. Ф.252. Оп.2. Д.667.

119. Карсавин Л.П. Письмо К.Арсеньеву // РОИРЛИ. Ф.21. Оп.4. Д.98.

120. Карсавин Л.П. Письмо А.А.Шахматову // СПб., ФА РАН Ф. 134. Оп.43 Д.653.

121. Карсавин Л.П. Письмо И.М.Гревсу // СПб., ФА РАН Ф.726. Оп.2 Д.6536. .Карсавин Л.П. Переписка с издательством "Огни" // РОИРЛИ. Ф.212 Оп.1 Д. 107.

122. Карсавин Л.П. Рец. на кн.: В.И. Герье. Франциск Ассизский апостол нищеты и любви. // РОИРЛИ Ф.354. Оп.1. Д.674.1. ЛИТЕРАТУРА

124. Августин А. О граде Божием: В 4 т. - М.: Спасо-Преображен. Валаам, монастырь, 1994.-Т. 1.- 395 с.

125. Акулинин В.Н. Философия всеединства: От B.C. Соловьева к П.А. Флоренскому. - Новосибирск: Наука, 1990. - 156 с.

126. Ансельм Кентерберийский. Соч. -- М.: Канон, 1995. - 400с.

128. Бахтин М.М. У философии поступка // Философия и социология науки и техники. Ежегодник. - М., 1984. - С. 117-122, 137-138.

129. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство, 1979.423 с.

130. Бахтин Н. Вера и знание // Звено. - 1926. - № 155. - С. 3-4.

131. Бейлин Б.А. Метафизика культурно-исторического бытия в философии Л.П. Карсавина. Дис.канд. филос. наук., спец. № 09.00.03., - М.,1998, - 182 с.

132. Бейлин Б.А. О провокативном характере философии: Отношение философии к богословию в трудах Л.П. Карсавина // Историко-философские исследования: методологические аспекты (материалы молодых ученых). - М.: РГГУ, 1997. - С. 63-67.

133. Белов В.Н. Л.Карсавин pro et contra В.Уильямса: (Проблема смерти и умирания в произведениях религиозного мыслителя и экзистен-ционалиста) // Проблемы философии, истории, культуры. - Саратов, 1996, -С. 15-19.

134. Белый А. Символизм как миропонимание / Сост., вступ. ст. и прим. Л.А.Сугай. - М.: Республика, 1994. - 528 с.

135. Бем Я. Аврора или Утренняя звезда в восхождении. - Киев.: Нике - Центр,- 1998.-431 с.

136. Бергсон А. Введение в метафизику // Собр. соч.: в 5 т. - СПб., 1914. - Т. 5.-С. 3-47.

137. Бергсон А. Творческая эволюция.- М.: Канон - Пресс. 1998. - 195 с.

138. Бердяев H.A. София: Проблемы духовной культуры и религиозной. - Берлин.: Обелиск, 1923. - 191 с.

139. Бердяев H.A. Новое средневековье: размышления о судьбе России и Европы. -М.: Феникс: ХДС, 1991. - 83 с.

140. Бердяев H.A. Царство духа и царство кесаря. М.: Республика, 1995. - 384 с.

141. Бицилли П.М. Элементы средневековой культуры. СПб.: Мифрил.,1999. -244 с.

142. Бобров С. Рец. на ст.: Карсавина Л.П. Федор Павлович Карамазов как идеолог любви // Красная новь. - 1922. - № 1. - С.317-322.

143. Бойцов М.А. Не до конца забытый медиевист из эпохи русского модерна // Карсавин Л.П. Монашество в средние века. - М., 1992. - С. 333.

144. Болотов В.В. Лекции по истории древней церкви: В 4 т. М: Спасо-Преображе. Валаам, монастырь, 1994. -Т. 1-4.23 .Бриллиантов А.И. Влияние восточного богословия на западное в произведениях Иоанна Скота Эригены. - СПб., 1898. - 516 с.

145. Бруно Д. Изгнание торжествующего зверя. - Самара.: Агни.-1997. - 26 с.

146. Бубер М. Два образа веры / Пер. с нем. Левиной М.И. - М. : Республика 1995. - 463 с.

147. Бузескул В.П. Всеобщая история и ее представители в России в XIX-начале XX вв. М., 1931. - Ч. 2. - 223 с.

148. Булгаков С.Н. Свет невечерний: Созерцания и умозрения. - М.: Республика, 1994. -415 с.

149. Булдаков A.M. Историко-культурная школа в отечественной психологии.-Новоросийск, 1997.

150. Бычков В.В. Эстетика отцов церкви. - М.: Ладомир., 1995. - 294 с.

151. Ваганян В. Ученый мракобес // Под знаменем марксизма. - 1922. - № 3, -С. 43-55.

152. Валк С.Н. Историческая наука в Ленинградском университете за 125 лет // Тр. юбил. науч. сессии (1944 г.). Секция истори. наук. - Л., 1948. - С. 3-79.

153. Ванеев A.A. Два года в Абези // Наше наследие. - 1990. - № 3. - С. 60-83; Он же Два года в Абези // Наше наследие. - 1990.№3, -С. 81-103.

154. Ванеев A.A. Очерк жизни и идей Л.П.Карсавина // Звезда. - 1990. - № 12. -С. 138-151.

155. Вебер М. Избранные произведения. - М.: Прогресс, 1990. 808 с.

156. Веттер А.Г. Л.П. Карсавин // Русская религиозно-философская мысль XX века: Сб. статей / Под ред. Н.П. Полторацкого. Питтсбург, 1975. - С. 251-261.

157. Виндельбанд В. Избранное: Дух и история / Пер. с нем. Левиной М.И. - М.: Юрист, 1995. - 687 с.

158. Ворохов П.Н. Понятие "добро" и "зло" в жизни Л.П. Карсавина // XXIV Огаревские чтения. -- Саранск, 1995. - Ч. 1. - С. 15- 18 с. Гаврюшин Н К. Переписка А. Веттера сЛ. Карсавиным // Символ -- 1994 - № 31. - С.97-103.

159. Гаврюшин Н.К. Самосознание как таинство // Вопр. филос. - 1996 - № 5 - С. 140-162.

160. Гальцева P.A. Очерки русской утопической мысли XX века: Монография / РАН ИНИОН. - М. : Наука, 1992. - 205 с.

161. Гачев Г.Д. Русская дума. - М.: Новости, 1991. - 270 с.

162. Гачев Г.Д. Национальные образы мира: Космо-Психо-Логос. - М.: Прогресс, 1995, -480 с.

163. Гегель Г.В.Ф. Лекции по философии истории. -- СПб: Наука, 1993. -341 с.

164. Гессен С.И. Sergius. Рец. на кн.: Карсавин Л.П. Философия истории // Современные записки. - 1925. - № 23. - С. 479-489.

165. Голиков Н. Формирование идей персонализма в России в к. XlX-н. XX вв. Афтореф. дис. на соискание учен. Степени канд. филос. наук. Спец. №09622 - история филос. - Рига, 1970. - 18 с.

166. Городецкий Н.Г. "Нравственная" философия В.С.Соловьева // Богосл. Вестн. - Сергиев-Посад. - 1899. - № 2. - С. 287-321.

167. Горяев А.Т. Евразийство и революция // Отечественная философия: опыт, проблемы, ориентиры исследования. - М., 1992. - Вып. 10. - С. 104-109.

168. Гревс И.М. Рец. на работу Л.П. Карсавина "Политические взгляды Сидония Аполлинария". // Отчет о состоянии и деятельности С.-Петербургского университета за 1905 год. - СПб., 1906. - С. 137-142.

169. Гревс И.М. Рец. На кн.: Карсавин Л.П. Очерки религиозной жизни в Италии XI1-Х111 веков // Науч. ист. журн. - 1913. -- № 1. - С. 80

170. Гревс И.М. Рец. На кн.: Монашество в средние века // Русс, богатство.1912.- №11. - С. 395-396.

171. Гревс И.М. Лик и душа средневековья (по поводу вновь вышедших русских трудов) // Анналы. - 1922. - №1. - С.21-40.51 .Гревс И.М. Новый труд по релиозной истории средневековой Италии в русскоуй научной литературе // ЖМНП.- 1913. - № 12. - С. 336 - 405.

172. Григорий Нисский. Об устроении человека. - СПб.: Аксиома., 1995. - 176 с.

173. Григорий Нисский. О цели жизни по Богу и об истинном подвижничестве // Творение древних отцов - подвижников. - М., 1997.1. С.143-171.

174. Громов М.Н., Козлов Н.С. Русская философская мысль Х-ХУШ веков.

175. М.: Изд-во Моск. Ун-та, 1990. - 287 с.

176. Громов М.Н. Европа, Россия и славянство // Россия и славянство. - М.: ГАСК, - Вып.1., 1998.-126 с.

177. Губман Б.М. Смысл истории: Очерки современных западных концепций. -М.: Наука, 1991. - 191 с.

178. Гутнова Е.В. Историография истории средних веков. - М., 1975. - С.315-316

179. Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры. - М., 1981, -С.10.

180. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. - М.: Книга, 1991. - 574 с.

181. Дильтей В. Описательная психология / Пер. с нем. Е.Д. Зайцевой - М.: Русский книжник, 1924. - 118 с.

182. Дильтей В. Введение в науку о духе // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв. - М.: Из-во Моск. ун-та, 1987. - 511 с.

183. Дильтей В. Типы мировоззрения и обнаружения их в метафизических системах // Культурология XX века: Антология. - М., 1995. - С. 213-255.

184. Добиаш-Рождественская O.A. Рец. на кн.: Карсавин Л.П. Очерки религиозной жизни в Италии XII-XIII веков. // Вестн. Европы. - 1914. - №8 - С.366-369.

185. Добиаш-Рождественская O.A. Религиозная психология средневековья в исследовании русского ученого // Рус. мысль. - 1916. - №4. - С.22-28.

186. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда: Метод социологии / Пер. с фр. Гофман А.Б.; АН СССР. Ин-т социологии. - М.: Наука, 1991. - 574 с.

187. Егоров Д.Н. Средневековая религиозность и новый труд Л.П. Карсавина // Исторические известия. - 1916. - №2. - С.85-106.

188. Евразийство. Опыт систематического изложения // Пути Евразии. - М.: Рус. Кн., 1992. - С. 347-415.

189. Егоров Д.Н. Ответ Л.П. Карсавину // Ист.изв. 1916. - №3-4. - С.147-15.

190. Егоров Д.Н. Рец. на кн.:Карсавин Л.П. Монашество в средние века // Рус. мысль. - 1922. - № 9. -С. 364 - 365.

191. Жуков В.Н. Русская религиозная мысль в России XIX - XX вв. Ин-т молодежи. - М., Б. И., 1992. - 62 с.

192. Жозеф де Местр Санкт-Петербургские вечера. СПб., 1998. - 258 с. 72.3еньковский В.В. История русской философии: в 2 т. - Л.:ЭГО,1991 - Т. 1-2.73.3еньковский В.В. Основы христианской философии. - М.: Канон., 1996. - 560 с.

193. Зиммель Г.К. Проблемы философии истории / Этюд по истории познания / Пер с нем. В.Н. Линда. - М.: кн. Маг. "Книжное дело", 1898. - 165 с.

194. Ив.Д. Рец. на ст.: Карсавин Л.П. Федор Павлович Карамазов как идеолог любви. // Жизнь. - 1992. - №1. - С. 198-201.

195. Иванов К. Интервью // Вест, новой лит. - М., 1990. - № 1, С.240-251.

196. Ильин В.Н. Рец. на кн.: Карсавин Л.П. О началах. //Путь. - 1926. - №4. - С.126-128.

197. Ильин В.Н. Рец. на кн.: Карсавин Л.П Св.Отцы и Учители Церкви. // Путь. - 1927.-№7, -С. 126-128.

198. Ильин И.А. Рец.на кн.: Карсавин Л.П. Диалоги.// Современные записки.1923. - №3-5. - С.406-408.

199. Иоанн Дамаскин. Творения св. Иоанна Дамаскина / Пер. с греч. А. Бронзов - СПб.: Тузов, 1894. - 272 с.

200. Иоанн Мейердорф. Введение в святоотеческое богословие. - Вильнюс.: Весть., 1992. - 360 с.

201. Ириней, епископ Лионский Творения св. Иринея Лионского. - М.: Паломник: Благовест, 1996. - 639 с.

202. Из истории русской философской мысли. Конец Х1Х-начало XX века: Каталог кн. выст. / ГПИБ РСФСР; науч. ред. H.H. Цимбаев; сост. И.П. Розманова. - М., 1992. - 81 с.

203. История ментальностей, историческая антропология: Зарубежные ис-след. В обзорах и рефератах / РАН. Ин-т всеобщ. Истории, Рос. гос. туман. ун-т. - М.: Рос. гос. гуман. ун.-т, 1996. - 254 с.

204. Каганович Б.С. Петербургская школа медиевистики в конце XIX - начала XX веков: Дис. канд. ист.наук., - Д., 1986. - 269 с.

205. Кареев Н.И. По поводу одного исследования средневековых религиозных движений // Рус. богатство. - 1913. -№6. - С.333.

206. Кареев Н.И. Общий религиозный фонд и индивидуализация религии // Рус. зап. - 1916. - №9. - С.195-225.

207. Кареев Н.И. Сущность исторического процесса и роли личности в истории. М., 1914.- 574 с.

208. Кареев Н.И. Рец. на кн.: Карсавин Л.П. Введение в историю. // Педагогическая мысль. - 1921. -№1-4. - С. 105-106.

209. Карсавина Т.П. Театральная улица / Пер. с англ. Г.Гуляницкой. - Л.: Искусство, 1971. - 247 с.

210. Карташев A.B. Лев Платонович Карсавин. // Вест. РСХД. Париж., 1960. -№58-59, - С.98-104.

211. Картушев A.A. Философия всеединства и проблемы персонологии. - Казань, 1994.

212. Кацис Л.Ф. Велимир Хлебников и Лев Карсавин (об одной философской параллели к "Языку богов") // Изв. АН сер. лит. и яз. - М., 1996. - Т.4.-№4 -С. 53-61.

213. Кернеев Г.А. Философия в России в первой половине XX века. - СПб., 1996.

214. Киприан (А.Керн). Антропология Григория Паламы. - М.: Паломник., 1996, -450 с.

215. Клементьев А., Клементьева С. Марина Цветаева и семья Карсавиных // Вест. РСХД,- 1992. - №165. С.187-195.

216. Клементьев А., Клементьева С. Послесловие // Карсавин Л.П. Основы средневековой религиозности в XII-XIII веках. СПб., 1997. -С.397-408.

217. Клементьев А. Послесловие // Карсавин Л.П. О началах. Петербург. 1997.-С.317-418.

218. Клементьев А. Дела и дни Л.П.Карсавина. // Вестн. РСХД., 1992. --№167.-С. 145-149.

219. Клушин В.И. Борьба за исторический материализм в Петроградском -Ленинградском государственном университете (1918-1925): Дис. канд. филос. наук. - Л., 1964. 497 с.

220. Ключников С.Русский узел Евразийства // Наш современник. - 1992. - №3,- С. 174-180.

221. Коган П.С. - Рец. на ст.: Карсавин Л.П. Федор Павлович Карамазов как идеолог любви // Печать и революция. - 1922. - № 2. - С. 383385.

222. Конева Л.А. Антропологические идеи в русской религиозной философии / Самар. гос. ун-т. Каф. философии гуман. фак. - Самара, 1995. - 123 с.

223. Юб.Кроче.Б.Исторический материализм и марксисткая экономия. Критические заметки / Пер. П. Шутякова - СПб.: Звонарев, 1902. - 322 с.

224. Кроче Б. Эстетика как наука о выражении. Общая лингвистика. 4.1. - М.: Сабашниковы, 1920. Т.1.

225. Кругликов В.А. Образ "человека культуры". - М.: Наука, 1988. - 152 с.

226. Проблемы культурного наследия в философской теории и практике современного Запада. / Отв. Ред. Кучмаева И.К. и др. АН СССР. Ин-т философии. -М., 1989. - 146 с.

227. ПЗ.Крянев В.Ю. Понятие "развития" в историософии Л.П. Карсавина // П.Я. Чаадаев и русская философия (к 200-летию со дня рождения). - М., 1994.- С. 77-79.

228. Кукарцева М.А., Коломоец E.H. Философско-исторические идеи Л.Карсавина в контексте анализа феномена интеллигенции // Семантика слова в контексте анализа феномена интеллигенции. Семантика слова в контексте высказывания. - М., 1996. - С. 325-327.

229. Кулешов В.И. Неожиданная встреча с Л.П. Карсавиным // Вопр.филос. - 1993, -№ 5, -С. 173-178.

230. Пб.Кураев А. Раннее христианство и переселение душ. -■ М.: Гнозис., 1997, -192 с.

231. Кэрт Н.В. Проблема всеединства - триединства в философском наследии Л.П. Карсавина // Проблемы гуманитаризации высшего образования. - СПб., 1996. - С. 73-78.

232. Ланге Ф. История материализма и критика его значения в настоящее время / Пер и изд-во H.H. Страхова. - СПб.: Пантелев, 1899. - 747 е.

233. Лейбниц Г.В. Сочинения в 4 т. - М.: Мысль, 1982,- Т.1-4.

234. Лейн Т. Христианские мыслители. - СПб.: Мирт. --1997. - 350 с.

235. Леонтьев К.Н. Избр. - М.: Моск. рабочий, 1993. - 400с.

236. Линник Ю. Предисловие // Венок сонетов. - Петрозаводск, 1993. - С. 5-19.

237. Лосев А.Ф. Античная философия истории. - М.: Наука, 1977. - 208 с.

238. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития: В 2 кн. - М.: Искусство, 1992. - Кн.1 - 656 с.

239. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. - М.: Мысль, 1993.-96 с.

240. Лосев А.Ф. Эстетика Возрождения. - М.: Мысль, 1982. - 623 с.

241. Лосский В.Н. Боговидение. - М.: Свято-Владимирское Братство, 1995, - 135 с.

242. Лосский В.Н. Богословское понятие человеческой личности // Богослов, тр. -М., 1976.

243. Лосский В.Н. По образу и подобию. - М.: Свято-Владимировское Братство, 1995. -200 с.

244. Лосский В.Н. Наша семья в пору лихолетья 1914-1922 годов // Минувшее М., СПб., 1993,-Вып. 12. -С. 28-167.

245. Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. - М.: СЭИ, 1991. - 289 с.

246. Лосский В.Н. Спор о Софии. Статьи разных лет. - М.: Свято-Владимир. Братство, 1996. - 196 с.

247. Лосский Н.О. История русской философии. - М.: Советский писатель, 1991. - 480 с.

248. Лосский Н.О. Рец. на кн.: Карсавин Л.П. "О личности" // Вестн. РХД. - 1992. - № 166. - С. 149-152.

249. Лосский Н.О. Спор о Софии. - Париж, 1935. - 182 с.

250. Лысков А.П. «Метафизика всеединства» и «Учение о симфонической личности» Л.П. Карсавина // Проблемы русской философии и культуры. - Калининград, 1997. С. 52-74.

251. Люкс А. Евразийство // Вопр. филос. - 1993. - № 6. - С. 105-114.

252. Мажейтис Г.А. Истина как любовное сотворчество: опыт постижения истины Бахтиным и Карсавиным // М. Бахтин и культура XX века. - СПб., 1991.-Вып. 1, -ч. 2. -С. 77-83.

253. Максим Исповедник. Творения преподобного Максима Исповедника / Пер. Сидорова А.И.: В 2 т. - М.: Мартис, 1993. - Кн. 1 - 353 с.

254. Манихин О.В. Евразийство. Предчувствия и свершения // Совет, библиогр. - 1991. - № 1. -С. 78-81.

255. Мамонтов С.П. Основы культурологии. - М.: Олимп, 1999. - 318 с.

256. Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука.-М.: Мысль, 1983, -284 с.

257. Махлак К.А. Триадология Л.П.Карсавина на материале трактата "О личности" // Начало. - СПб, 1997. - № 5. - С. 26-31.

258. Меерсон-Аксенов М. Предисловие // Карсавин Л.П. Католичество - Брюссель, 1974. -С. 1-2.

259. Мейендорф И. Введение в святоотеческое богословие. - Вильнюс, Москва.: ВИМО.,- 1992. - 360 с.

260. Мелих Ю. Л.П.Карсавин // История философии. Запад-Россия-Восток / Под ред. Н.В.Мотрошиловой. - М., 1998. - С. 413-418.

261. Микешина Л.М, Опенков М.Ю. Новые образы познания и реальности.

262. М.РОССПЭН.,- 1997. -239 с.

263. Мильдон В.И. Русская идея в конце XX века // Вопр. филос. - 1996.3. -С. 46-56.

264. Мосин А. "Реальный собеседник" // Символ. - 1994. - № 31. - С. 171-176.

265. Мосолова C.B. Предисловие // Карсавин Л.П. Св. отцы и учители Церкви (раскрытие Православия в их творениях). - М., 1994. - С. 310.

266. Нагорная Л.К. Богочеловечество в русской религиозной философии (сер. ХЗХ-нач. XX вв.) / Алт. гос. ун-т. - Барнаул. : Изд-во Алт. гос. ун-та, 1994. - 141 с.

267. Назаров В.Н. Каждый из нас в глубине своей есть София. // Вопр. филос. - 1991. -№9. -С.171-174.

268. Невский В.И. Нострадамусы XX века // Под знаменем марксизма. - 1922.-№4-С. 96-97.

269. Немилов А.Н. К изданию полного текста классического труда Л.П. Карсавина // Рус. мысль = La pensee russe. - Париж, 1997. - С. 15.

270. Неретина С.С. Одиссея философии культуры. // АРХЕ. Культуролог, еженедельник. - Кемерово, 1993.-Вып. № 1 -С. 168-169.

271. Несмелов В.И. Наука о человеке: В 2 т. - Казань, 1905. - Т.1.478 с.

272. Несмелов В.И. Догматическая система святого Григория Нисского. - Казань, 1887, -635 с.

273. Николаев А.Е. Историческое познание и творчество в философской системе Л.П. Карсавина // Культура и творчество. - Тверь, 1995. - С. 120-130.

274. Николаев А.Е. Культура и государство в философии Л.П. Карсавина // Культура - цивилизация - образование: Материалы между народ, конф. 5-9 дек. 1994 г., Тверь. - 1995 (на обл. 1996). - С. 37-39.

275. Николаев А.Е. Народовластие и государственность в философии Л.П. Карсавина // Россия и Запад: диалог культур. - Тверь, 1994 - С. 147158.

276. Николаев А.Е. Проблема взаимосвязи истории и политики в философии Л.П.Карсавина: Дис. канд. филос. наук, спец. № 09.00.03. - М., 1996. - 159 с.

277. Новикова Л.И., Сиземская И.И. Введение // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. - М., 1993. - С. 4-43.

278. Новикова Л.И., Сиземская И.И. Вст. ст. Парадигма русской философии истории // Антология. Очерки русской философии истории. - М., 1996. - С. 84-94.

279. Обозрение преподавания наук на Высших женских курсах в Петрограде. - Пг, 1916. - 15 с.

280. Ориген. О началах. -Новосибирск, 1993. - 383 с

281. Панкратов С.А. Теория прогресса в философии истории Льва Платоновича Карсавина // Науч. конф. "Социальная философия ифилософия истории: открытое общество и культура". - СПб, 1994. - 4.2 - С. 65-67.

282. Пишун C.B. Православная персонология и духовно-академическая философия XIX века. - М.: Прометей, 1996. - 525 с.

283. Плотин. Космология / Пер с англ. Г.В. Малеванского - Киев.: Ваклер, 1995.- 295 с.

284. Плотин. Соч. - СПб: Алетейя, 1995. - 672 с.

285. Погодин А. Марк Эфесский и Флорентийская уния. - М.: Сирин, 1994. - 434 с.

286. Пугачев O.A. Идея бессмертия в русской религиозной философии к. XIX-нач. XX вв / Пензенск. гос. с-х. акад. - Пенза, 1996. - 268 с.

287. Позднякова С.А. Теория прогресса в русской религиозно-философской традиции. М.: МГУ. - 1992. - 25 с.

288. Попов H.A. Труды Л.П. Карсавина как источник по истории становления исторической психологии // Источниковедение XX столетия: Тез. докл. и сообщений науч. конф. Москва. 28-30 янв. 1993 - М.: РГТУ, 1993. - С. 84-85.

289. Преображенский П.Ф. Философия как служанка // Печать и революция. 1922. - № 3. - С. 64-73.

290. Пузино И.В. Некоторые замечания о книге Л.П. Карсавина "Основы средневековой религиозности в XII-XIII веках, преимущественно в Италии" // Истор. изв. - 1916. - С. 94-101.

291. Пузино И.В. Рец. на кн. Очерки религиозной жизни в Италии в XII-XIII вв. // Ж.М.Н.П. - 1916. - С. 245-247.

292. Риккер П. Существование и герменевтика // Феномен человека. Антология.-М., 1993.

293. Риккер П. Человек как предмет философии // Вопр. филос. 1989. - № 2.

294. Риккерт Г. Философия жизни. - К.: Ника-Центр. - 1998. 507 с.

295. Рикерт Г. Науки о природе и науки о культуре / Пер. с нем. Зотовой

296. A.Ф. - М.: Республика, 1998. -413 с.

297. Русский узел евразийства: Восток в русской, мысли: Сб. тр. евразийцев. ИМЛИ РАН, Рос. Фонд культуры. - 1997. - 525 с.

298. Русский эрос или философия любви в России / Сост. и авт. вступ. ст.

299. B.П. Шестаков; коммент. А.Н. Богословского. - М.: Прогресс, 1991. - 444 с.

300. Савкин И.А. Л.П.Карсавин // Л.П.Карсавин. Мысли о России. - Тверь, 1992. -Ч. 1. - С.3-6.

301. Савкин И.А. Неизвестный Карсавин // Логос. Санкт-Петербургские чтения по философии культуры. - СПб., 1992. Т. 2. - С. 165-168.

302. Савкин И.А., Мажейкис Г.А. Идея В.И.Вернадского и Л.П. Карсавина о бессмертии личности // Философские истоки учения В.И. Вернадского о биосфере и ноосфере. - Иваново, 1990. - С. 17-19.

303. Свешников A.B. Анализ философии гностиков в трудах Л.П.Карсавина (методы и формы научного исследования) // Античный вестник. Омск.1995. - Вып. 3. - С. 40.

304. Свешников A.B. Историческая концепция Л.П.Карсавина и поиски нового языка истории. Дисс.канд. ист. наук. Спец. №07.00.09. - Омск, 1997.- 159 с.

305. Семаева И.И. Традиции исихазма в русской религиозной философии перв. пол. XX в. - М., 1996.- 243 с.

306. Серафим арх. (Соболев). Новое учение о Софии, Премудрости Божией.1. София, 1935, -525 с.

307. Сербиненко В.В. История русской философии X3-XIX вв. - М.: РОУ.,1996, - 142 с.

308. Скворцова Т.Н. Диссертационные исследования Л.П.Карсавина в оценке современников // Вопр. истор. славян - Въпр за история на славяните. -Воронеж, 1996. -Вып. № 11. - С. 134-143.

309. Смирнов К.А. Имманентная философия христианства. - Пг., 1914. - 50 с.

310. Снегирев В.А. Учение о лице Иисуса Христа в первые века христианства. Казань, 1871. - 78 с.

311. Соболев A.B. Полюса Евразийства // Новый мир. - 1991. - №1.1. С. 181-182.

312. Соболев A.B. Своя своих не познаша. Евразийство: Л.П.Карсавин и другие (конспект исследования) // Начала. - 1992. - № 4. - С. 49-58.

313. Соловьев B.C. Соч.: в 2 т. - М.: Мысль, 1990. - Т.1-2.

314. Сорокин П.А. Предмет истории // Вестн. Лит. - 1920. - № 10. - С. 6.

315. Сорокин П.А. Человек Цивизация Общество.- М.: Изд. полит, лит., 1992. -543 с.

316. Степун Ф.А. Рец. на кн.: Карсавин Л.П. Диалоги // Соврем, зап. - 1923.- №15, - С. 419-420.

317. Сугай Л.А. Культурология русского символизма // Кулдьтура и творчество: Мат. конф.кафедры теории и истории культуры МГОПУ. - М., 2996.- С. 30-50.

318. Сугай Л.А. Андрей Белый против Освальда Шпенглера // Лит. обозрение. - № 4/5. -1995. - С. 10-12.

319. Суворова О.С. Телесность и смертность человека: философско-мировоззренческие и методологические проблемы. Автореф. дис. д-р филос. наук. Спец. №09.00.03.-история философии. -М., 1995. -38 с.

320. Тареев М.М. Основы христианства. - М. - Т. 4. - С. 342.

321. Тертулиан. Избр. соч. - М.: Прогресс, 1994. - 448 с.

322. Тимошюнене И. Лев Карсавин о нравственном прогрессе // Нравственный прогресс и личность: Сб. статей. - Вильнюс, 1976. - С. 204-210.

323. А. Дж. Тойнби. Постижение истории Пер. с англ. - М.: Прогресс, 1991.-729 с.

324. Трубецкой С.Н. О природе человеческого сознания. - М., 1996

325. Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. - М.: Прогресс. Университет, 1995. - 758 с.

326. Трубников В.М. Эволюция Л.П.Карсавина. Дис. к. культурологии. - СПб., 1998. - 176 с.

327. Федчин B.C. Проблема человека в российской общественной мысли (к. Х1Х-н. XX вв). - Иркутск, 1993. - 203 с.

328. Филонова Л.Г. Лев Платонович Карсавин. Вступ. ст. // Русские философы: Антология / Под ред. А.Л. Доброхотова. - М., 1993. - С. 243-255.

329. Фихте И.Г. Соч.: в 2 т. - СПб: Мифрил, 1993. - Т. 2. - 798 с.

330. Франк С.Л. Непостижимое. Онтологическое введение в философию религии. - Париж, 1939.

331. Франк С.Л. Предмет знания. Об основах и пределах отвлеченного знания; Душа человека; Опыт введения в философскую психологию. - СПб.: Наука, 1995. - 655 с.

332. Франк С.Л. С нами Бог. Три размышления. - Париж:ЦМСА-Р11Е88, 1964, -378 с.

333. Франк С.Л. Духовные основы общества. - М.: Республика, 1994. - 317с.

334. Франк Л.С. Крушение кумиров. - Берлин.: YMCA PRES, 1924. - 104 с.

335. Франк Л.П. Русское миросозерцание. - Берлин, 1925.

336. Франк Л.С. По ту сторону "правого" и "левого". (Ст. по социальной философии)- Минск.: ТПЦ -Полифакт, 1992. - 32 с.

337. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. - М.: Правда, 1990.1. Т. 1, -Ч. 1.-491 с.

338. Флоровский Г.Ф. Из прошлого русской мысли. - М.: Аграф., 1998. - 431 с.

339. Флоровский Г.Ф. Путь к очевидности. - М.,1998.

340. Фролова И.И. Рец. // Средние века. - М., 1997. - Вып. 59. - С. 318319.

341. Хмылев JI.H. Проблемы методологии истории в русской буржуазной историографии конца XIX-начала XX вв. - Томск, 1978. - С. 150-165.172 с.

342. Хомяков A.C. Избр. -М., 1994. - Т. 1.

343. Хомяков A.C. Соч.: В 2 т. - М.: Медиум, 1994. - Т. 1-2.

344. Хоружий С.С. Аскетическое учение о человеке в богословии и философии просвещения. -М., 1992.

345. Хоружий С.С. Двоящийся текст // Символ. - 1994. - № 31. - С. 351356.

346. Хоружий С.С. Жизнь и учение Льва Карсавина // Карсавин Л.П. Религиозно-философские сочинения. -М., 1992. - Т. 1. - С. V-LXXII.

347. Хоружий С.С. После перерыва. Пути русской философии. - СПб.: Алетейя., 1994. -445 с.

348. Хоружий С.С. Исихазм как пространство философии // Вопр. филос. - 1995,-№9, -С. 81-82.

349. Хоружий С.С. Карсавин, евразийство и ВКП // Вопр. филос. -- 1992.2, -С. 78-87.

350. Хоружий С.С. Карсавин и де Местр // Вопр. филос. - 1989. - № 3. - С. 79-92.

351. Хоружий С.С. Концепция совершенного человека в перспективе исихастской антропологии // Совершенный человек. Теология и философия образа. - М.: Валент., 1997. - 447 с.

352. Хоружий С.С. Лев Карсавин: спирали судьбы - спирали мысли // Социум. - М.- 1992.- № 11-12. -С. 84-89.

353. Хоружий С.С. Лев Платонович Карсавин // Л.П. Карсавин. Соч. - М., 1993, -С. 5-13.

354. Хоружий С.С. Лев Платонович Карсавин // Лит. газета. - М. - 1989.8, -С. 5.

355. Хоружий С.С. Неопатрический синтез и русская философия // Вопр. филос. 1994. - № 5. - С. 756-80

356. Хоружий С.С. Философия любви, смерти и жертвы // Писатель и время. - М., 1991. - Вып. 6. - С. 333-356.

357. Хоружий С.С. Философский процесс в России как встреча философии и православия//Вопр. филос.- 1991. - №5. - С.26-57.

358. Хоружий С.С. Четвертые международные Карсавинские чтения (Санкт-Петербург, 18-20 декабря 1996 г.) // Вестн. Рос. гуманит. научн. фонда. - М. - 1997. -№ 3. - С. 262-268.

359. Хоружий С.С. Синергия: Проблема аскетизма и мистики православия.

360. М. : Ди Дик, 1995. - 366 с.

361. Хоружий С.С. "Улисс" в русском зеркале. - М.: Тетра, 1994. - 245 с.

362. Храмов В.В. Проблема взаимовлияния культур в философии Л.П.Карсавина // Духовная и светская культура как фактор социального развития региона. - Кемерово, 1996. С. 31-36.

363. Цимбалаев А.П. Л.П. Карсавин о культуре и личности. - Минск, 1998. 248.Чернов М. Рец. на "Мысль". - Пг., 1922 // Под знаменем марксизма.1922,-№4.-С. 123.

364. Чертков А. Православная философия и современность: критический анализ "Метафизика всеединства" и ее роль в идеологии современного православия. - Рига: Авотс, 1989. - 364 с.

365. Шалфеев П.И. Воспоминания. -Пг, 1913.

366. Шеллинг Ф.В.Й. Соч. в 2 т. - М.: Мысль, 1989. - Т. 1-2.

367. Шестаков В.П. Русский эрос или философия любви в России. Вступ. слово // Антология русских философов. - М.: Прогресс, 1991. - 444 с.

368. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Гештальт и действительность. - М.: Мысль, 1993. - Т. 1-2.

369. Штейнберг А.З. Ответ Л.П. Карсавину // Версты. 1923. -- № 3 - С. 87-93.

370. Экхарт М. Духовные проповеди и рассуждения. - Киев.: Ника-Центр, 1998. -431 с.

371. Юрлов А. Кафедральная эротика // Красная новь. - 1922. - № 3. - С. 273-275.

372. Ястребицкая А.Л. Историк культуры Лев Платонович Карсавин: у истоков исторической антропологии в России // Диалог со временем: историки в меняющемся мире. - М., 1996. - С. 35-68.

373. Ястребицкая А.Л. Л.П. Карсавин об изучении истории и современная медиевистика // Историк-медиевист Лев Платонович Карсавин (18821952) -М., 1991, -С. 3-49.

374. Ястребицкая А.Л. Повседневность и материальная культура средневековья // Одиссей. Человек в истории. - М., 1991. - С. 84-102.

375. Carliet A. Le temps et retermite chez Plotin. P., S.-II, 1993.

376. Chartier K. L"époque du "personnalisme" et la philosophie de L.Karsavine. -P., S.-II, 1992.

377. Conversation dans le Loir-et-Cher. P., 1935.

378. Copleston F.C. Philosophy in Russia. From Herzen to Lenin and Berdyaev. Notre Dame, 1986. - 450 p.

379. Copleston F.C. Russian relicious phisolophy. Notre Dame, 1988. - 158 p.

380. Couranier L. La vie et la philosophie de L.Karsavine. P. S, 1992.

381. Grègoiriet A. La Crise présente et la philosophie de L.Karsavine. P., 1996.

383. Lev Karsavine et la pensee russe du XX-e siekle. Colloque consacre a Lev Karsavine, que s"est tenu â Digon les 18 et 19 mars 1996. - Paris. - P. 323438.

384. Madinier E. Essai sur "nous" valeus spitituellt de L.Karsavine. Lyon, 1996.

386. Schnurer G. Progrès dans le philosophie de L.Karsavine. P., S.-II, 1972.

387. СПРАВОЧНАЯ И ИНФОРМАЦИОННАЯ ЛИТЕРАТУРА

388. Из истории русской философской мысли. Конец XIX-начало XX века: Каталог кн. Выст. / ГПИБ РСФСР; Науч. Ред. H.H. Цимбаев; Сост. И.П. Розманова. - М., 1992. - 81 с.

389. История русской философии конца XIX-XX вв.: Указ. Лит., изд. В СССР на рус. Яз. В 1917-1990 гг.: В 2 ч, - М., 1972. - 4.1-11.

390. Материалы следственного дела Л.П. Карсавина // Вопр. филос. - 1992. - №2. - С. 84-87.

391. Материалы к биографии Л.П. Карсавина // Вестн. РСХД. - 1972. - № 104-105, -С. 250.

392. Культурология XX века. / Энциклопедия.- СПб.: Университетская книга; Алетейя, 1998.-Т.1-2.

393. К об издании книг Л.П. Карсавина в России // Вестн. русского христианства движения. - 1992. -- №166. - С. 113-146.

394. Словарь русской философии / Под ред. М.А. Маслина. - М., 1995. - 665 с.

395. Современная западная философия: Словарь / Под ред. В.А. Лекторского и др. - М.: Изд. полит, лит. - 1991.-405 е.

396. Русская философия. Малый энциклопедический словарь. - М.: Наука, 1995.-624 с.

397. Советская историческая энциклопедия. - М., 1965. - Т. 7. С. 73.24111 .Философский энциклопедический словарь / Под ред. Д.Ф. Ильичева идр. - М.: Сов. энцикл., 1983. - С. 840 с. 12.Философский словарь Владимира Соловьева. - Ростов-на-Дону:

398. Феникс, 1997. - 464 с. И.Флейшман JI. и др. Русский Берлин, 1921-1923: по материалам арх. Б.Николаевского в Гувер. Ин-те. - Париж, 1983. - 422 с.

399. Lev Karsavin. Bibliographie / Îtable par A.Klementiev. - Paris, 1994. - 62 p.

400. L"émigration Russe et receuils. 1920-1988: Index général des articles. - Paris, 1988.-661 p.

401. Карсавин Л.П. История европейской культуры: Библиография. -СПб., 1994. 43 с.

402. Кузанский Н. - 38, 43, 51, 61, 788, 79, 83, 135, 147, 157, 208,59.Кучмаева И.К. - 860.Коген Г. - 4261.КонтО. - 19662.Кизеветта. - 20263.Ланге Ф. - 42, 44

403. Лаппо-Дагилевский А. - 14965.Лактанций. -106, 126, 207

404. Лейбниц Г.В. - 135, 156, 15767.Леонтьев К. - 18368.Лесур Ф. - 10, 24169. Лосский В.Н. - 6

405. Лосский Н.О. - 6, 14, 54, 67, 59, 80, 81, 85, 96, 12471.Локк Д.- 16972. Люблинская Н.В. - 2673.МахЭ, - 171

406. Максим Исповедник- 106, 20775.Марсье Е. - 10, 13676.Мадинье Е. - 9, 102, 10377.Мосолова С.В. - 8.7 8.Николаев А.Е. - 879.Нике М. - 10

407. Семаева И.И. - 8, 18, 106, 11696.Смирнов К.А. 74

408. Соловьев B.C. - 14, 21, 51, 61, 65, 91, 92, 107, 108, 14798.Сугай Л.А. - 8, 57

409. Суворова О.С. - 8, 117 1 ОО.Стасюлевич В. - 149 101.Тареев М.М. -107 Ю2.ТардГ, - 186, 187103 .Таулер - 81104.Тойнби А. Дж, - 188

410. Трубецкой С.Н. - 156 Юб.Трубецкой Н.С. - 144, 151, 168, 169, 183107.Трубецкой E.H. - 108.

411. Трубников В.М. - 8 /ОР.Урханова P.A. - 8

412. Ю.Филонова Л.Г. - 8 Ш.Фихте И.Г. - 192112.Фихнер Т. - 169, 1701. З.Франс А.-46114.ФрейдЗ. -171, 172

413. Франк С.Л. - 6, 14, 60, 61, 147, 148, 149, 157,246116.Флоренский П.А. - 14

414. Флоровский Г.Ф. - 6, 40, 85, 124, 139, 202

415. Хомяков А.С. - 20, 64, 65, 99, 100119.Хомутов Н.И. - 107тХоружий С.С. - 9, 19, 21, 23, 45, 70, 71, 108, 109, 134, 154, 155 7 2 7. Хвостов М. - 149 722.Шартье К. - 10, 138, 139, 140 123 .Шеллинг Ф.В. - 65, 192

416. Шпенглер О. - 56, 57, 196, 208125.Шлегель Ф. - 192126.Шлейермахер - 47

417. Шпет Г- 149 128.Экхарт М. - 81, 106, 208 /29.Эриген И.Скот - 38, 1, 81,208,130.Ястребицкая А. Л. - 8131.Якоби - 192

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.

Лев Платонович Карсавин родился в 1882 г. Его отец был артистом балета; сестра - всемирно известная балерина Тамара Карсавина; он также в детстве учился в балетной школе. Л. П. Карсавин получил высшее образование в Петербургском университете, где специализировался по средневековой западноевропейской истории и в конце концов занял кафедру истории. В 1922 г. он был выслан из России советским правительством. После этого был профессором в университете в Ковно в Литве, а затем в Вильно, где и живет в настоящее время.

Основные работы Карсавина: «Очерки итальянской религиозной жизни в двенадцатом и тринадцатом столетиях», 1912; «Основы средневековой религии в двенадцатом и тринадцатом столетиях» (главным образом об Италии), 1915; «Saligia, или Краткое наставление о Боге, вселенной, человеке, зле и семи смертных грехах», Петроград, 1919; «Восток, Запад и Русская идея», 1922; «Римский католицизм», 19222; «Средневековая культура»; «Жизнь в монастырях в средние века»; «О сомнении, науке и вере»; «Церковь, личность и государство»; «Диалоги», 1923; «Джордано Бруно», 1923; «Святые отцы и наставники церкви (изложение православия в их работах)», 1926; «Философия истории», Берлин, 1923; «О началах», Берлин, 1925; «О личности», Ковно, 1929; «Поэма о смерти».

Карсавин, как и Франк, опирается на философию Николая Кузанского и строит свою философскую систему на концепции абсолюта как всеединства и coinsibentia oppositorum (единства или совпадения противоположного). «Абсолютность выше нашего разумения, выше нашего понятия об абсолютном, полагаемом в необходимом противостоянии относительному» («Философия истории», 72 и сл.). Он утверждает «понятие истинной абсолютности как совершенного всеединства, абсолютности - «Бога, Творца, Искупителя и Усовершителя - с «иным», которое ею создается из ничего» (351). Это «иное», т. е. сотворенное бытие, и в особенности каждая личность, составляющая его часть, может быть абсолютизировано и стать совершенным всеединством» заключающим в себе все время и все пространство, потому что абсолют есть абсолютная благость, которая полностью воплощается в тварях.

Поскольку тварь недостаточно подготовлена к восприятию абсолютного блага, она сохраняет свой характер стяжен-ного всеединства, эмпирического бытия, ограниченного во времени и пространстве. Абсолютная благость не оставляет своей твари даже в этом жалком состоянии: «… через Бого-вошющениё эта самоограниченность человека в его недостаточности становится и божественным моментом»; оно искупается и «осуществляется» в Богочеловеке (358). Отсюда Карсавин различает четыре значения всеединства: «1) Божество как абсолютное совершенное всеединство; 2) усовершенствованное или обожествленное (абсолютизированное) тварное всеединство, отличное от Бога тем, что, когда оно есть, Бога нет, а оно само есть ставшее Богом «ничто»; 3) завершенное или стяженное тварное всеединство, стремящееся к своему усовершенствованию как идеалу или абсолютному заданию и через него к слиянию с Богом - к становлению Богом и гибели в Боге; 4) незавершенное тварное всеединство, т. е. относительное многоединство, всеединство, становящееся совершенным через свое завершение, или момент всеединства в его ограниченности».

Карсавин утверждает, что его религиозная метафизика выходит за пределы противоположности между теизмом и пантеизмом. Она отличается от пантеизма потому, что он признает сотворение мира из ничто и ограниченную природу сотворенных сущностей, так же как и вечное, неизменное бытие Бога (351), Но сотворение мира из ничто не означает для Карсавина, что Бог сотворил что-либо, отличное от самого себя. «Обычно предполагается, - говорит он, - что Бог творит определенное нечто, некоторую реальность, которая, будучи производной, является совершенно иной, чем Он, и что нечто находится в гармонии с Богом или лишено этой гармонии» («О началах», 37). Карсавин отвергает такое положительное нечто. «Помимо Бога и без Бога нет «меня», абсолютно нет», - говорит он. «Сам по себе и в самом себе я не существую. Но поскольку думаю и обладаю волей, я существую, т. е. поскольку я чувствую в Боге и становлюсь Богом, я стою лицом к лицу с ним как другой субстрат его божественного содержания, настолько неотделимого от него, что без него, помимо него, в моей собственной личности, я - ничто, я не существую» (37).

Карсавин считает, что сотворение вселенной есть теофа-ния или эпифания. Сам по себе, как вечный неизменный принцип, Бог есть непостижимое; в этом аспекте - он субъект отрицательной теологии, божественное ничто, невыразимое в идеях; ограничивая себя, он реализует самосотворение как божественное становление, как относительное нечто (20), которое реализуется в форме пространства и времени и становится познаваемым (42). Но следует помнить, что «это нечто есть ничто», так как оно отлично от Бога (20).

В книге «О началах» Карсавин развивает свою систему следующим образом: сотворение мира есть теофания; абсолют передает самого себя «иному», которое есть абсолютное ничто, но, воспринимая божественное содержание, становится тварным нечто», «вторым субъектом» (45). Однако не следует думать, что тварный субъект наделен творческой силой даже в том смысле, что он способен творить свою собственную жизнедеятельность. «Тварь, - говорит Карсавин, - не может сотворить из ничто; творит только сам Бог» (39). «Именно каждая наша мысль, чувство, желание или действие есть не что иное, как Бог, и мы не можем не видеть в них ничего, кроме Бога» (20). Хотя все содержание тварного субъекта и вся его жизнь утверждаются как божественные, тем не менее о субъекте нельзя сказать, что он - Бог.

В действительности Карсавин говорит о свободном порождении твари. «Сотворение меня Богом из ничего вместе с тем есть и собственное свободное самопорождение» («О началах», 37).

После сотворения ограниченных субъектов абсолют передает им себя. Самоотчуждение абсолюта есть выражение его всеблагости, благодаря которой ограниченно сотворенный мир может стать бесконечным и обожествленным посредством процесса, представляющего в некотором роде божественный круг: «Сначала (не в смысле времени) только Бог; затем Бог, ограничивающий и уничтожающий себя в своем самоотчуждении в твари; Бог - Творец, ограниченный своей тварью, и тварь, становящаяся Богом в своем самоутверждении. Далее, только тварь, которая полностью становится Богом, Всеблагостью и поэтому «снова» только Богом, который восстанавливает себя в твари и через нее и который был им восстановлен» (48).

Пантеистический характер системы Карсавина обнаруживается в том, что в ней отношение между Богом и космическим процессом является в некотором роде игрой Бога с самим собой, «Поскольку тварь есть также Бог, Бог в самоотчуждении себя твари получает обратно от нее и в ней то, что он ей отдает. Он осуществляет себя до такой степени, в какой опустошает себя. Он активно опустошает и уничтожает себя как Бог в твари; тварь активно его восстанавливает. И поскольку тварь есть также Бог, активное восстановление им Бога есть также его активное самовосстановление» (39).

Карсавин отличает свою систему от пантеизма указанием на то» что, с его точки зрения, каждая тварь не есть Бог, поскольку, имея своей основой «ничто», твари ограничены, преходящи, подвержены изменениям, тогда как Бог, Абсолют, - вечен и неизменен («Философия истории», 351),

Однако необходимо иметь в виду, что каждая сотворенная сущность есть проявление Бога: все сотворенные содержания возникают через самоотчуждение Бога, так что не только наши добрые мысли, чувства, желания и действия божественны, но и «наш гнев, зависть и ненависть божественны; не только блаженство, но и страдание также божественно. Иначе Бог не был бы всеединством и существовало бы некоторое иное злое Божество, что является абсурдным, нечестивым предположением» («О началах», 21). Таким образом, идея всеединства как действительно всеобъемлющий принцип оказала влияние на решение всех проблем у Карсавина. Как и многие другие русские философы - Владимир Соловьев, отец Сергий Булгаков, С Франк, - Карсавин предполагает, что если бы нечто, даже сотворенное нечто, было онтологически внешним по отношению к Богу, то оно ограничивало бы Бога. Поэтому Карсавин настойчиво утверждает, что Бог есть всеединство, а тварь - ничто (7). Он предвидит возражение, что Бог не есть абсолют в смысле бытия, соотносительного с относительным и поэтому состоящим в отношении взаимной зависимости с относительным. Он знал о существовании философов, которые признают Бога как сверхабсолют и утверждают, что ничто внешнее не может ограничивать его. Но Карсавин доказывает, что если Бог не был бы всеединством, тогда мог бы существовать рядом с ним другой, третий… десятый Бог (8).

При исследовании божественной реальности и сферы сотворенного бытия Карсавин повсюду обнаруживает триединство. Эту концепцию он основывает на учении об абсолюте как всеобъемлющем всеединстве; если он открывает принцип, обусловливающий противоположность другому принципу, то он показывает, что оба принципа вступают в отношение противоположности через отрицание первоначального единства и разъединение одного от другого; разъединение ведет к борьбе за воссоединение и к установлению единства противоположностей.

Карсавин доказывает триединство Бога при помощи различных методов: анализируя Бога как истину, затем - как любовь и как всеблагость. Таким образом, например, в любви он открывает элементы: I) самоутверждения, требующего полного обладания любимым существом (разрушительная любовь); 2) самопожертвования (жертвенная любовь); 3) воскресения в ней. Все эти изыскания ведут к исследованию основной, решающей проблемы - о связи между неопределимостью и определимостью. Как первое, непостижимое, поистине всеобъемлющее всеединство есть неопределимость; как второе, оно - определимость, противоположное неопределимости, и как третье, оно - их воссоединение. Таким образом, троичность и догмат Троицы составляют основу и пресветлую истину христианского мировоззрения.

В книге Карсавина «О личности» учение о единстве противоположностей применяется не только к божественному триединству, но и к каждой личности, поскольку она совершенствует себя и достигает обожествления.

По определению Карсавина, личность есть «конкретно-духовная, телесно-духовная определенная сущность, единственная в своем роде, незаменимая и многосторонняя» (2). Единство личности есть ее духовность, а множественность - ее телесная природа.

Поскольку единство личности есть единство множественности, личность является «всецело духовной и всецело телесной» (143). В своей простой телесности, т. е. в своей множественности, она есть данность, необходимость, а в своей духовности она преодолевает необходимость и является самоопределением, т. е. свободой. Относительность этих определений показывает, что личность содержит «нечто более высшее, чем свое единство, свободу и необходимость, а именно «лично себя» (4). Принцип личности как таковой неопределим (37), он есть усия, сущность по отношению к определенному первоначальному единству - отцу, к самораздельному единству - Сыну и к воссоединяющему себя единству - Св. Духу.

Принцип личности неопределим, поскольку определение возможно только тогда, когда имеется деление; оно лежит в основе определенного первичного единства личности, соотносительного с ее саморазделением и, далее, с ее самообъединением. Таким образом, в абсолюте неопределимое первоначальное единство есть троичность; на теологическом языке - это усия; определенное первоначальное единство есть отец, самораздельное единство - Сын, самовоссоединяющееся единство - Дух Святой, Святая Троица, единая в Трех Лицах (39).

Божественное триединство есть, строго говоря, единственное в своем роде личное бытие (85); оно раскрывает и определяет себя главным образом во второй ипостаси, Логосе, которое как саморазделение есть тело Св. Троицы (145).

В книге «О началах» Карсавин пишет, что сотворенное я есть 1) первоначальное единство, 2) его разделение на субъект и объект и 3) их воссоединение в сознании (99). Воссоединение, достигнутое через познание, не является полным; в нем соединения меньше, чем разделения. Мы знаем об этой неполноте, и поэтому нам кажется, что наше бытие и самосознание есть «нечто нереальное, нечто в роде сновидения» (103). Осознать эту иллюзорность бытия кого-либо - значит определить его с точки зрения более высокого бытия; тем самым подразумевается, что в дополнение к моему более низкому бытию я обладаю также более высоким бытием, а именно, я представляю собой то совершенное всеединство, которым я обладаю в Богочеловеке. Как только мы прекращаем сосредоточиваться на нашем более низком бытии, как только скоро мы опустошаемся, «осознавая свою ничтожность, мы видим Бога в нашем самосознании, и все наше самосознание, все наше познание в целом становится духовной молитвой, наслаждение которой возрастает в соответствии с нашим смирением» (108).

В этом высшем аспекте относительно самих себя мы все находимся во всем пространстве и во всем времени, а в низшем аспекте мы низводим себя к ограниченному моменту времени, появляющемуся и исчезающему, и к ограниченному положению в пространстве.

Теория, согласно которой мое я имеет аспект всепростран-ственного, предполагает, что частица моего тела, оставляя меня и становясь элементом тела другого существа, не оставляет меня совсем: «Запечатленное мною, оно есть мое собственное я и во всевременной и всепространственной реальности остается «мной» всегда и всюду, хотя оно также становится чем-то другим - миром как целым» (139).

В книге «О личности» Карсавин разработал свое учение о сотворенном я. Строго говоря, тварь не есть личность: она сотворена Богом из ничего, как свободный - т. е. самопорожденный из ничего - неопределимый субстрат и в себе совершенно не устанавливает чего-либо; при ассимиляции божественного «содержания» она впервые становится личностью. Поскольку тварь получает все свое содержание через участие в Логосе, цельность сотворенного мира есть теофания (85, 175). Грех и несовершенство твари означают, что личность недостаточно наделена благостью, что ассимиляция ею божественного содержания неполна. «Имея в Боге и в самом себе начало своего существования, тварь сразу начинает сосредоточиваться в самой себе, заменяя смирение гордостью», и желает невозможного - стать частью бытия, вместо того чтобы стремиться к полноте бытия; но «то, что невозможно для человека, возможно для Бога; Бог осуществляет абсурдное желание твари» и, уважая ее свободу, дал ей полубытие, полунебытие, как она и желала, неполную смерть и неполную жизнь, дурную бесконечность увядания (195 и сл.). Эта неполная жизнь есть следствие нашей лености и инерции, которые препятствуют нам ассимилировать полноту божественного бытия, ниспосланного нам Богом в своей жертвенной любви. Наше раскаяние может быть правильно выражено словами: «Я недостаточно желал» принять божественное бытие в себя. Эта греховная «слабость есть не особая сила. Карсавин говорит, что верить в это было бы манихейством; слабость есть просто нежелание ассимилировать Бога (35 и сл.). Грех как вина всегда сопровождается грехом как страданием, которое является и наказанием за вину и ее искуплением (30). Раскаяние кого-либо в своей вине не есть, строго говоря, самоосуждение: оно состоит в осуждении действием «Высшего начала», а не моего собственного я (23). И действительно; в самоосуждении кого-либо теофания противопоставляет одно другому, более великое - малому, того, что символизирует полноту Божества, - тому, что менее полно: «Мы осуждаем себя за неполное постижение Бога» (34 и сл.).

Карсавин рассматривает всякое зло как неполноту теофа-нии. Так, гордость есть попытка утверждать себя в своем собственном я; поскольку она существует - она теофания (49), потому что «обладание есть отражение обладания всего в Боге», но она страдает от неполноты; гордый человек - глупый вор (51), он хочет обладать всем, он жадный и алчный, но он совершенно не достигает владений в Боге, принадлежащих самому я, желающему поистине обладать всем, т. е. «желающему, чтобы все, в том числе и Бог, обладали дарами, которыми он обладает» (52).

Из этой концепции зла Карсавин делает вывод, что путь к совершенствованию - «не в борьбе с каким-либо несуществующим злом, но в полноте нашей любви к Богу и с Богом» (68). «Не судите», - учит господь (68); не отделяйтесь один от другого через осуждение, и «в преодолении слабости вы поймете, что нет никакого зла» (69). «Не противьтесь злу, ибо нет никакого зла», но «творите благо», узрите в том, что называется злом, «слабое мерцание добра, и раздувайте это небольшое пламя до тех пор, пока оно не зажжет весь мир» (69). Познавайте «только добро, ибо нет зла» (75). «Быть может, на вашу долю выпадет защита слабого путем насилия, спасение жизни путем убийства виновного» (70). «Я думаю, что Бог ниспосылает такое испытание только людям, у которых нет никакого понимания» (71), «Есть такие вещи, как справедливое убийство и справедливая война», - допускает Карсавин. Однако при решении этого вопроса в реальной жизни необходимо остерегаться голоса антихриста (72).

Несовершенство твари может быть таким, что оно будет иметь только зачаточное личное бытие (животные) или даже просто потенциальное личное бытие (вещи) («О личности», 127). Совершенство личности зависит от ее полной ассимиляции божественной природы, т. е. в ее достижении обожествления. Онтологическая последовательность в процессе. самопожертвования Бога ради твари и самопожертвование твари ради Бога состоит в следующем: «Сначала - только Бог; затем - умирающий Бог и рождающаяся тварь; далее - только тварь вместо Бога; потом - умирающая тварь и восходящий Бог; далее - снова только Бог. Но при всех «сначала», «затем» и «всех одновременно»: Бог есть также Богочеловек» (161).

Единство между Богом и человеком в божественной ипостаси оказывается возможным благодаря воплощению Логоса, состоящего в том, что он свободно становится несовершенным, стремясь не к несовершенству как таковому, а только к его экзистенциальному аспекту, иначе говоря, к несовершенству, как без вины страдание и смерть (224). Поскольку человечность Христа есть не внешняя для его личности, а «внутри ее», страдание и смерть Христа - божественная трагедия, несмотря на воскресение; и действительно, даже patripassionism (учение о том, что отец так же страдает, как и Сын) содержит в себе зерно истины (192).

Тварь, обожествленная через молитву» есть истинный Бог, но это еще не ведет к пантеистическому отождествлению Бога и мира: существует весьма значительная онтологическая разница между «не, вытекающим из есть, и после есть» и «есть появляющимся после не и вытекающим из не» (160).

У Карсавина есть интересная теория телесности, которую он определяет как множественность в саморазделяющейся личности, обусловленной определенностью я. Эта определенность необходимо «приводит в соотношении мое тело с другими телами не через их внешнее соотносительное положение или контакт, но через их взаимное проникновение и взаимное слияние. Мое тело содержит телесность, внешнюю по отношению к нему, а внешняя телесность содержит меня. Все, что я признаю, помню или даже воображаю, есть моя телесность, хотя не только моя, но и также внешняя для меня. Весь мир, оставаясь телесностью, внешней для меня, становится также моей телесностью» (128).

При помощи этой теории Карсавин, верный своему принципу единства противоположностей, преодолевает различие между феноменализмом и интуитивизмом (79 и сл.). Для него весь мир, внешний по отношению к индивидуальному телу несовершенной личности, есть до некоторой степени также его тело, но только «внешнее» (131 и сл.); он стремится использовать эту концепцию для объяснения таких вещей, как психометрия, воплощение в конкретной форме чувствительности и т. п. Он объясняет наличие ощущения в ампутированных членах тем, что части и частицы тела, отделенные от него, еще не теряют с ним всей связи (130). Следовательно, Карсавин утверждает, что вопрос о способе расположения тела для нас не безразличен. Материалист проклинает себя при обнаружении своего заблуждения, когда его тело подлежит сожжению и превращению в пепел в соответствии с последним словом техники мрачного крематория.

Различие между несовершенной и совершенной личностью состоит в том факте, что первая имеет как индивидуальное, так и внешнее тело, тогда как во второй все ее внешнее тело слито с ее индивидуальным телом (134).

«Философия истории» Карсавина - исключительно ценная работа. В ней Карсавин формулирует основные принципы исторического бытия и рассматривает вопрос о «месте и значении исторического в мире как в целом, так и по отношению к абсолютному бытию» (5). Он считает, что «высочайшая цель исторического мышления состоит в том, чтобы осмыслить весь космос, все сотворенное всеединство как единый развивающийся субъект» (77). История, в узком смысле этого термина, изучает «развитие человечества как единого всепространственного и всевременного субъекта» (75).

Под «развитием» Карсавин понимает процесс, в котором некоторое «целое» (организм, психическая жизнь) постоянно изменяется, «постоянно становится качественно различным, тогда как становление происходит изнутри, из самого себя, а не через дополнения чем-то извне» (10).

Постоянство развития показывает, что развивающийся объект не состоит из отдельных частей, из атомов, а образует единый субъект, который не отличается от своего развития, но является реальным в нем и поэтому всевременным, всепространственным, всекачественным, всеобъемлющим (11). (Карсавин отвергает идею субстанции как принцип, отличающийся от процесса.)

Субъект подобного рода есть потенциально всеобъемлющая личность, даже любой качественный аспект которой является «стяженным всеединством». Развитие субъекта - это переход от одного из его аспектов к другому, обусловленный диалектической природой самого субъекта» а не воздействием извне.

Карсавин отвергает внешние отношения в сфере исторического бытия. С его точки зрения, всякий исторический индивидуум (личность, семья, нация и т. п.) является сам по себе всемирным целым в одном из своих единственных, неповторимых аспектов: таким образом, сфера исторического бытия состоит из субъектов, взаимно проникающих друг друга и, тем не менее, развивающихся свободно, поскольку в любом из них содержится все в зародышевой форме и между ними нет никаких внешних отношений. Это приведет к заключению, что они являются важными для методологии истории. Таким образом, Карсавин отвергает в историческом исследовании концепцию причинности, рассматривая ее как внешнее влияние. Если две нации или два народа воздействуют друг на друга в ходе своего развития, то это возможно только благодаря тому, что они составляют аспекты высшего субъекта, который их заключает в себе (культура, человечество, космос). Следовательно, то, что «чуждо» для нации, есть в некотором смысле «ее» собственное; так что развитие совершается непрерывно и диалектически из идеи нации я не появляется как мозаика из внешнего воздействия на нее (64).

Карсавин считает, что влияние природы на жизнь народа - не внешнее влияние: природа страны, как и все материальные элементы существования (например, одежда, размеры отдельных земельных участков и т. п.), оказывает влияние на исторический процесс не как таковая, не как взятая изолированно, но лишь поскольку она отражена в сознании и преобразована в социально-психический элемент (95-100). Это возможно потому, что природа, подобно человечеству, есть индивидуализация высшего субъекта - макрокосмоса; поистине она менее полна» чем человечество, но, тем не менее, через этот высший субъект она составляет часть интеллекта человека (347).

Для методологий истории имеет большое значение аргумент Карсавина о том, что «все новое в историческом процессе всегда возникает из небытия, иначе оно не было бы новым» (237). В силу этого аргумента Карсавин отвергает генетическое объяснение, которое сводит новое к перекомбинации старого, как это сделано, например, в попытке «вывести» христианство из «синтеза иудейской и эллинистической культуры» (180). Для Карсавина не является непримиримым конфликт между индивидуализирующим и генерализирующим методами в истории, поскольку для него универсальность означает индивидуализацию высшего субъекта во множественности низших субъектов, само универсальное есть некий конкретный индивидуум; оно «не абстрактно, не изолировано от своих конкретных выражений» (191).

Некоторые исторические объекты могут быть определенно размещены в иерархическом порядке один за другим; таковы, например, индивидуум, семья, нация, цивилизация (индийская, греческая, римская, европейская и т. п.), человечество, мир. Карсавин считает, что можно различать следующие периоды в эмпирическом развитии любой исторической индивидуальности: 1) потенциальное всеединство исторической личности - «переход от небытия к бытию»; 2) первоначально дифференцированное единство, т. е. деление на элементы, ослабление единства, но не заметное, поскольку «элементы легко переходят один в другой», взаимно заменяются и в этом смысле имеют характер «сверхорганических индивидуальностей»; 3) органическое единство, иначе говоря, период функционального ограничения и сравнительной стабильности индивидуальных черт; 4) вырождение органического единства в систематическое единство, а затем его разрушение через дезинтеграцию (211 и сл.).

Цель развития есть реализация космического всеединства твари как абсолютной индивидуальности. Мы уже видели, что в эмпирическом мире эта цель недостижима; она реализуется в сверхэмпирическом порядке, поскольку абсолют как абсолютная благость передает себя полностью миру» спасает мир через воплощение и делает его совершенным. Таким образом, весь исторический процесс является божественно человеческим. Совершенство - не хронологический конец развития; с точки зрения несовершенного субъекта, идеальное всегда находится перед ним и вечно реализуется «в бесконечном числе индивидуализации, но это ни в малейшей степени не препятствует идеальному быть также некоторой реальностью, более высокой, чем аспект становления, который оно содержит, или выше, чем эмпирический исторический процесс. Во всеединстве «в любой его точке совпадают становление и завершение, совершенствование и совершенство» (86 и сл.).

Таким образом, концепция развития Карсавина резко отличается от позитивистской концепции прогресса. Во всеединстве любой момент развития признается качественно равноценным любому другому и ни один не рассматривается просто как средство или стадия перехода к решающему концу; эмпирически моменты имеют различную ценность в соответствии со степенью, до которой всеединство раскрывается в них. История любого индивидуума содержит момент самого полного раскрытия всеединства, являющегося апогеем его развития. Критерий для определения момента этого апогея может быть найден путем исследования религиозного характера данного индивидуума, имея в виду его «специфическое отношение к абсолюту» (к истине, добродетели, красоте). Поскольку историческое развитие как целое есть божественный человеческий процесс, критерий его приближения к идеалу должен быть найден в личности, наиболее полно выражающей абсолют в эмпирической сфере, а именно в Иисусе. Вся история человечества - это «эмпирическое становление и гибель земной христианской Церкви» (214). Поэтому историческая наука должна быть религиозной и, более того, православной (175, 356).

Карсавин формулирует свою теорию об отношении церкви к государству в брошюре под названием «Церковь, личность и государство» . Церковь есть тело Христа, совершенство мира, спасенного Сыном Бога (3). Становясь церковью, мир свободно преобразует себя. Общность церкви есть не всеобщность, а соборность - совместность (5). «Един во всем и в согласии со всем», т. е. любящее, гармонизированное единство многих выражений истины (6). Церковь есть всеобъемлющая личность, содержащая гармонические личности местной и национальной церквей (7 и сл.).

Государство есть необходимая самоорганизация греховного мира. Если государство стремится к истинам и идеалам церкви, то оно является христианским государством (12). Поскольку человек и государство греховны, акты насилия, наказания, войны неизбежны, но они все же остаются грехом; их можно преодолеть через единение с Христом (13). Но отказываться от войны, рассчитывая на чудо, - значит искушать Бога и совершать серьезное преступление, подвергая опасности граждан и потомство (14). Толстовское абсолютное «непротивление злу насилием» доказывает непонимание несовершенства мира. Избегать применения насилия в борьбе против зла - значит поистине косвенно и лицемерно сопротивляться путем насилия, поскольку другой народ ведет войны и преследует преступников, а я предоставляю это делать все остальным, сам оставаясь в стороне. Только личность, страдающая от зла, имеет право не сопротивляться ему путем насилия, что есть не непротивление, но самопожертвование как наилучшее средство победы (28). Мир, стремящийся к совершенству, содержит внутренние противоречия, которые ведут к трагическим конфликтам (30).

Государство должно стремиться к тому, чтобы стать личностью внутри церкви, но эмпирически оно является христианским лишь в небольшой степени (67). Церковь благословляет не деятельность государства как таковую, которая отчасти даже имеет греховный характер, но благословляет только добродетельное в ней; так, например, церковь молится за христолюбивое воинство. В военное время церковь молится за торжество божественной справедливости, а не за эмпирическую победу над врагом. Так, например, молебны заступницы нашей Богоматери, столь любимые в России, связаны с чудом, которое привело к победе греков над русскими (19).

Карсавин говорит о нелепости современной идеи отделения церкви от государства: 1) государство, отделенное от церкви, пришло бы к религии человечества, или к самообожествлению, или к релятивизму; 2) такое отделение невозможно, поскольку государство имеет истинные, потенциально христианские идеалы. Необходимо установить границы деятельности церкви и государства. Задача церкви - настаивать на том, чтобы государства свободно совершенствовались ради царства небесного, осуждать зло, благословлять добро, но не принимать участия в политическом руководстве. Государство должно обеспечить церкви независимость в сфере ее собственной деятельности - теологической, воспитательной, моральной, миссионерской, литургической; церковь должна иметь право осуждать несправедливость, иметь право на собственность, но она не должна пользоваться экономической поддержкой государства или использовать государственную власть для преследования еретиков; государство должно защищать церковь против агрессивной пропаганды (23). Гармония между церковью и государством - это идеальные отношения между ними.

В своей брошюре «Восток, Запад и Русская идея» Карсавин рассматривает проблему особенности русского духа, Русский народ, говорит он, есть единые во множестве народы, подчиненные великорусской нации (7). Русские люди станут великими в будущем, которое они должны построить. Они велики и в том, что они уже сделали, - в их государственной организации, духовной культуре, церкви, науке, искусстве (23).

Согласно Карсавину, существенная черта русских людей состоит в их религиозности, которая включает воинствующий атеизм (15). Чтобы раскрыть центральную идею русской религиозности, он сравнивает Восток, Запад и россию и проводит также различие между тремя путями понимания абсолюта или Бога в отношении к миру - теистическим, пантеистическим и христианским (18). Под «Востоком» он понимает нехристианские цивилизации ислама, буддизма, индуизма, таоизма, греческий и римский натурализм, а также народы на стадии варварства (17); Запад и Россия - цивилизованный христианский мир. Теизм означает для Карсавина учение о том, что Бог выходит за пределы мира и находится во внешнем к нему отношении (18). Карсавин называет пантеизмом тот взгляд, согласно которому Божество имманентно в мире: это, однако, не мир как таковой, который является божественным, но только «истинная сущность всего» (26 и сл.) в неопределенной потенциальности без индивидуальной дифференциации (учение таоизма, буддизма, брахманизма). Христианство есть учение об абсолютном триединстве как принципе всеединства, несводимого к недифференцированной потенциальности всех вещей, что имеет место в пантеизме (31).

Христианское учение считает, что относительное отлично от абсолюта и вместе с тем составляет с ним единство; все актуальное божественно - и в этом заключается теофания; тварь воспринимает Бога в самой себе (32). Подобного рода истолкование христианства, говорит Карсавин, иногда считается пантеизмом. Христианство утверждает абсолютную ценность личности в ее конкретной реализации; оно способствует дальнейшему развитию культуры и признает целью жизни всеобщее преображение и воскресение (35 и сл.),

Религия на Западе, которая включает в свое вероучение догму о filioque, т. е. учение о появлении Св. Духа как от Отца, так и от Сына, содержит искажение главной основы христианства. В самом деле, такое учение предполагает, что Св. Дух появляется «от того, в чем отец и Сын едины»; в этом случае существует особое единство Отца и Сына не в субстанции или личности, но в сверхличном. Отсюда следует, что Св. Дух ниже Отца и Сына, но это означает «Богохульство против Св. Духа». Но, помимо Св. Духа, тварь не может быть обожествлена; поэтому принижение Св. Духа ведет к принижению Христа в его человечности и к идее о том, что эмпирическое существование не может быть полностью обожествлено или стать абсолютом. Таким образом, ставится непреодолимая преграда между абсолютным и относительным; познание признается ограниченным (41). Если человек допускает слабость своего разума и воли, ему необходимы несомненная истина на земле и непобедимая земная церковь; отсюда возникает земная организация церкви в форме иерархической монархии с папой римским во главе, обладающим светской властью (46). Далее, это ведет к отрицанию небесной жизни, к сосредоточению на мирском благополучии, к процветанию техники, капитализма, империализма и, наконец, к релятивизму и саморазрушению (47 и сл.).

В восточном христианстве, т. е. в православии, которое не приняло никаких новых догматов после седьмого вселенского собора, нет никакого разрыва между абсолютным и относительным (54). Относительное может быть обожествлено полностью и превратиться в абсолютное; нет пределов для познания; познание есть не только мысль, но и «живая вера», единство мысли и деятельности; поэтому и не возникает проблемы, которая расколола Запад на католицизм и протестантство (55). Искупление - это не юридическое восстановление в правах, достигнутое принесением себя в жертву Христом. Раскаяние, с точки зрения православия, есть преобразование всей личности, а не эквивалентная компенсация за грех соответствующим количеством хорошей работы. Поэтому для православия невозможны индульгенции и учение о чистилище (56). Православие является космическим, и это выражено в православных иконах посредством символики цвета, символизма космической жизни.

Борьба против эмпиризма и рационализма и интерес к метафизическим проблемам - характерная черта русской мысли (57). Русская художественная литература является «по своему характеру героической». В русской внешней политике, начиная еще со времени Священного союза и по настоящее время, идеологический элемент выдвинут на первый план (58). Русский идеал - это взаимное проникновение церкви и государства (70). Но церковь представляет всеединство человечества как целое. Поскольку церковь разделена на западную и восточную, мы должны подождать воссоединения церквей, прежде чем приступить к выполнению нашей общей задачи (70 и сл.). Тем временем задача русской культуры - «актуализировать потенциал, сохранившийся с XVIII в.», воспринять потенции, актуализированные Западом («европеизация»), и завершить эти потенции на основе их собственных принципов. Воссоединение церквей есть не просто формальный акт, а соединение культур, которое уже незаметно совершается (73).

Недостатком русского православия является его пассивность и бездеятельность; многое из того, что в нем ценно, представляет собой лишь «тенденцию к развитию» (58). Русские «созерцают Абсолют сквозь дымку мечты» (59). «Уверенность в будущем обожествлении делает настоящее бесплодным». Идеал не достигается через «частичные реформы и изолированные усилия (62), и русские всегда хотят дей-створать во имя некоторого абсолюта или подняться на уровень абсолюта». Если русский сомневается в абсолютном идеале, он может впасть в полное безразличие ко всему или даже проявить грубость; он «способен перейти от невероятного законопослушания к самому необузданному бунту». В своем стремлении к бесконечному русский боится определений, как ограничений; отсюда происходит русский гений преобразования (79).

Система Карсавина представляет собой одну из форм пантеизма. Он рассматривает абсолют как всеобъемлющее единство. Подвергая критике концепцию всеединства в философии Владимира Соловьева и отца Сергия Булгакова, я указывал, что Бог есть сверхсистематический принцип творения всемирной системы как нечто онтологически ему внешнего. Бог не становится впоследствии ограниченным бытием, потому что отношение ограничения возможно только между однородными объектами. Карсавин говорит, что если Бог не есть всеединство» тогда может быть другой, третий… десятый Бог кроме него. Это возражение неубедительно. Мы по необходимости приходим к концепции Бога как сверхсистематического принципа, обусловливающего существование всемирной системы с ее актуальным и возможным содержанием. Всемирная система вместе с сверхсистематическим принципом, Богом, содержит все, что Карсавин включает в свою концепцию всеединства.

Подобно тому как всеединство Бога уникально, он как сверхсистематический принцип является уникальным вместе со вселенной как своей основой. Когда Карсавин говорит, что наряду с таким Богом мог бы существовать второй, третий… десятый Бог, я спрашиваю его, где он найдет вторую, третью… десятую вселенную, которые вынудят нас признать существование и второго, и третьего… и десятого Бога. Никто не может указать на такие вселенные; поэтому признание многих богов есть произвольный полет фантазии.

Карсавин отличает свою систему от пантеизма указанием на свою теорию сотворения бытия; но он сам разъясняет, что Бог творит положительное нечто, обладающее своей собственной природой. Сотворенная сущность есть, по его мнению, ничто, которому отдает себя абсолют, и поскольку это ничто получает божественное содержание, оно становится «сотворенным нечто», «вторым субъектом». Это совершенно неудовлетворительная попытка избежать пантеизма; ничто - не пустой сосуд, который может быть наполнен чем-либо или, еще менее того, проявлять гордость, которая препятствует ему воспринять полноту божественной жизни. Это объясняет то, почему в своей системе, как об этом говорит и сам Карсавин, тварь не является, строго говоря, личностью; она получает все свое содержание из божественного всеединства и не творит чего-либо сама, так что весь сотворенный мир, по Карсавину, есть теофания (85, 175). Концепция теофании может быть также обнаружена в теистической системе, но там она означает проявление Бога в его деяниях, а именно в его сотворенных сущностях, онтологически отличных от него, бытие которых, тем не менее, свидетельствует о том, что Бог существует как их творец. Для Карсавина слово «теофания» означает нечто другое, а именно проявление Бога в твари в том смысле, что все положительное содержание твари есть содержание божественного бытия; тварь, поскольку она есть нечто, онтологически тождественное с Богом, также, во всяком случае, является частью божественного бытия.

Критикуя учение отца Сергия Булгакова, я указывал, что пантеизм логически несостоятелен. В системе Карсавина его логическая несостоятельность становится особенно ясной, поскольку он абсолютно все реальное относит к Богу, принимая тварь просто за ничто. Подобно всем формам пантеизма, система Карсавина не в состоянии объяснить свободу сотворенных сущностей в смысле их независимости от Бога и даже их гордое противопоставление ему. Под свободой Карсавин понимает просто самоосновывающееся или обусловленное самим собой бытие. Система Карсавина также не может дать удовлетворительного ответа на вопрос о происхождении зла и его характера. Чтобы быть последовательным» Карсавин ограничивается пониманием зла и несовершенства твари как просто неполноты добра. Такое истолкование резко противоположно реальной природе зла, содержание которого, как, например, личная ненависть, часто совершенно невозможно свести к недостаточной любви. Неудивительно поэтому, что Карсавин отрицает существование дьявола; если бы он не отрицал его, то должен был бы признать, что Бог реализует теофанию, состоящую в ненависти Бога к Самому Себе.

Карсавин - персоналист. Он рассматривает любую сущность либо как потенциально личную, либо как эмбрионально личную (животные), либо как актуально личную. Он считает, что культурные единицы нации и человечество - гармонические личности. Любая из этих личностей, однако, является одним и тем же всеединством, хотя и «ограниченным» в любом из них различным образом. Поэтому у него нет концепции истинной вечной индивидуальной уникальности как абсолютной ценности: все развитие состоит в том, что сотворенная сущность, существующая наряду с Богом, становится Богом, и в конце развития существует «снова лишь один Бог». Карсавин отвергает концепцию субъекта как индивидуальную субстанцию, т. е. как сверхпространственный, сверхвременной и, следовательно, вечный деятель. И это не удивительно, ибо такая концепция вступила бы в противоречие с его пантеистическим монизмом. Он хочет сверхпространственное и сверхвременное подменить всепространственным и всевременным; это означает, что для него мир всецело состоит из событий, т. е. из временных и пространственно-временных процессов, хотя сущность, достигшая высшей стадии бытия, реализует эти процессы во всякое время и во всяком пространстве. Нетрудно показать, что концепция бытия во всяком пространстве и во всяком времени не может объяснить некоторых аспектов мира, которые становятся доступными пониманию с точки зрения, что я, иначе говоря, субстанциальный деятель, является сверхпространственным и сверхвременным. Любое событие длится во времени, если даже оно совершается только в одну секунду, и занимает пространство, если даже оно имеет только один миллиметр и состоит из бесконечного числа сегментов, которые являются внешними друг другу. Может быть только одно целое, при условии, что оно сотворено сверхвременным и сверхпространственным деятелем, который его объединяет. Даже восприятие такого временного процесса как мелодии как чего-то, происходящего во времени, требует» чтобы оно было бы понято сразу в качестве единого целого, - и это возможно только потому, что воспринимающий субъект является вневременным.

Эти возражения против некоторых основных положений философии Карсавина не должны быть препятствием для признания значительной ценности целого ряда его учений, таких, например, как его концепция истории, гармонической личности, о божественном человеческом процессе и независимом развитии всякой сущности, о внешнем и индивидуальном теле и т. п.


Top